— Ну, как прошел день? — спрашивает она, как будто это вполне нормальный вопрос. Если бы она знала, что я целый день проторчал здесь у школы, было бы вполне уместно у меня об этом спросить, но она об этом не знает, и поэтому ее вопрос бессмыслен.

— Нормально.

— Если хочешь, вместе с Бенедеттой я заберу и Клаудию, а потом привезу к ужину?

Вот в сопровождении учителей уже выходят самые маленькие дети, первоклашки и второклассники, они останавливаются в дверях и оглядываются по сторонам. В полукруге, образованном родителями, начинают подниматься руки.

— Не знаю. Давай лучше спросим у них.

— Ведь я это для тебя, если вдруг у тебя дела.

— Да нет. Спасибо. У меня нет никаких срочных дел.

Я даже не знаю почему, может быть, все дело было в выражении моего лица, когда я произносил эту вполне нормальную фразу, или, может быть, просто потому, что это правда, но горестная гримаса сочувствия вдруг искажает ее лицо. Впредь нужно быть осторожней. Буду следить за своими словами и за тем, какое у меня выражение лица, когда я их произношу, если не хочу больше, чтобы мне сочувствовали.

— Ну, что ж, — говорит она, — тогда лучше вам побыть вместе. — Она переводит дыхание. — Повторяю, если когда-нибудь вечером ты будешь занят или не сможешь приехать за ней, позвони мне. Если тебе будет что-то нужно, не стесняйся, правда. Бенедетта и Клаудия такие подружки…

Между тем из-за голов родителей мне удалось заметить, что на порог школы уже вышли и дети постарше, из третьего и четвертого классов. Кое-кого из детей учителям приходится удерживать силой, иначе бы они наугад нырнули в кучу родителей, долго не раздумывая, где искать своего папу или маму. Учителя смотрят по сторонам и не отпускают детей до тех пор, пока те не увидят своих родителей или нянек, которым поручено забрать их из школы, пока те не поднимут руку и не поприветствуют своего ребенка. Тогда они его отпускают и указывают, куда ему нужно идти, но почти всегда ребенок уже сам об этом знает.

— Спасибо, — говорю я и, желая назвать ее по имени, вдруг осознаю, что не помню, как ее зовут (Барбара или Беатриче?), и мое «спасибо» повисает в воздухе, а я вынужден импровизировать. — Очень любезно с твоей стороны.

— И без стеснений, ладно? — настаивает она.

Часто дети замечают своего родителя раньше учительницы и тормошат ее, чтобы привлечь к себе внимание, пока она занята поисками родителя другого ребенка, и тем самым они нарушают спланированный ею порядок выполнения последнего в этот день служебного долга — передачу детей с рук на руки; передачи накладываются одна на другую, и хаос, царящий во дворе, подступает к дверям школы.

— Знаешь? — говорю я, — это похоже на аукцион.

— Что?

Подбородком я указываю на двери школы.

— Посмотри! Детей передают родителям, как будто ведут торги на аукционе.

Мать Бенедетты поворачивает голову к дверям и внимательно смотрит.

— Кажется, что детей продают с аукциона, одного за другим, а родители торгуются за них, поднимая руку и делая свое предложение. Учительница отдает их тому, кто больше дал, и, в конце концов, этим счастливцем всегда оказывается родитель ребенка.

В дверях появились дети еще старше. Пятиклассники. Мать Бенедетты и не думает никуда идти, она старается рассмотреть то немногое, что отсюда ей удается увидеть: она не очень высокая, и еще порядочная толпа родителей стоит перед ней стеной.