Что должность декурионов, эта прежде почетная должность, стала делом принуждения, об этом было замечено выше. Как декурион был прикреплен к своей должности, так колоны, т. е. крестьяне в селах, прикреплены к земле. Колоны частью были лицами свободными, частью рабами, тем и другим крупные землевладельцы уступали клочки своих владений для обработки при условии платы за это натурой. Доныне было так, что свободные из числа колонов, если хотели, могли покидать свои участки и искать другие, выгоднейшие для них, а рабы могли быть продаваемы своими господами. Фискальный интерес государства, требовавший, чтобы какие–либо поля не избежали положенной на них подати, побудил правительство мало–помалу прикрепить колонов к земле. Сначала было запрещено помещикам продавать своих рабов с правом для них покинуть одну провинцию и поселиться в другой, а затем и вообще запрещена была продажа рабов. Рабы–колоны могли поступать в продажу лишь вместе с полем, какое они обрабатывали. Для них, конечно, это составляло некоторое облегчение в их положении. Они из рабов делались крепостными земледельцами. Но в то же время и свободные колоны сделались крепостными. Они обязаны были не покидать тех полей, какие обрабатывались ими. Таким образом, замерло свободное движение, свободная перетасовка экономических сил. Каждый крепкими цепями был прикован к тому месту, которое он раз занял, а те повинности, какие он нес, стали для него еще тяжелее. Что в таком государстве не могли процветать ни ремесла и торговля, ни промышленность и земледелие, что свободное движение, живой обмен сил, характеризовавшие первые века императорского периода, заменились застоем, — это доказательства не требует.

Не процветали ни ремесла, ни земледелие, ни торговля, — возникала бедность, нищета. А неразлучными спутниками их были долги, которые связывали бедняков по рукам и ногам. Бедняк в минуту тяжкой нужды прибегал к займу и тем еще больше вредил себе. Процент по займам поднялся до такой высоты, до какой он не доходил прежде; законы против должников были строги и суровы; корыстолюбие заимодавцев вошло в притчу. О производительном займе, т. е. о таком займе, который бы служил к усовершению и расширению хозяйства, в эти времена и речи не могло быть. Только непроходимая нужда, безысходная крайность толкала одних к займам; и с другой стороны, только желание нажиться побуждало других предлагать деньги взаймы. Угнетаемый голодом бедняк, как выражается св. Григорий Нисский, «попадался на крючок заимодавца». Со всех сторон слышатся жалобы на ненасытное корыстолюбие заимодавцев. Они обращали в свою пользу нужду своих собратий и делали «бедствие несчастного источником своей корысти». «Бедный приходит к тебе, — говорит св. Василий Великий ростовщику, — и ищет у тебя помощи, а находит в тебе врага, он ищет лекарства, а обретает яд».

При таком положении государства в экономическом отношении — а таким оно стало в особенности в IV и V вв. — задачи Церкви много усложнились по сравнению с прежними временами. Теперь уже было недостаточно побуждать членов христианского общества к труду и настаивать на пользе и благотворности труда, потому что самый ревностный труд не всегда обеспечивал человека, давал ему средства к жизни. Церковь при виде указанного экономического состоянии Империи сделала все, что могла, для облегчения страждущих и исправления недостатков, но она не могла сделать всего, что хотела. Она хотела бы видеть всех благоденствующими и счастливыми, но достигнуть этого можно было соединенными усилиями Церкви и государства, а государство, к сожалению, слишком твердо держалось своих рутинных правил, чтобы идти рука об руку с Церковью и поддерживать ее стремления.

Но и то, что было сделано Церковью, так важно и велико, что историк преисполняется глубокого уважения к представителям церковной власти изучаемого времени. Церковь сама помогала несчастным, не щадя своих средств; она побуждала других оказывать помощь и покровительство неимущим; близко принимала к сердцу бедственное положение крепостных земледельцев; старалась удерживать алчность ростовщиков и поучала человеколюбию жестоких сборщиков податей; положила основания нового, свободного труда и многие одичавшие местности обратила в роскошные нивы и цветущие сады; она сделалась учительницей варварских народов, заполнявших собой Римскую империю, показывая им образец трудолюбия и умения вести хозяйство, обусловливающее внешнее благоденствие человека.