Изменить размер шрифта - +
Сначала виден только его контур, затем проявляется дымчатый силуэт, и вот уже различаешь зеленые склоны и черно-белые вершины. Образ величественно вырастающей Горы Спасения, находящейся вне отчизны, — это опора и символ национальной воли небольшого народа, ничего не забывающего из своего прошлого — и обращенного в будущее.

 

Молчание

(про пространство)

 

У меня есть фобия, банальная, как почти все фобии. Пока самая странная из всех, что я встречал, — боязнь бабочек. Лично я боюсь напиться в чужом незнакомом городе. Но один раз я сделал это намеренно. В Мюнхене днем привели меня в Нацистский квартал. Я ходил мимо обрушенных, заросших кустарником нацистских храмов и пересек площадь, где штурмовики сжигали книги. В реальность всего этого невозможно было поверить. Вечером я купил бутылку виски и вернулся на пустынную Оперн-плац. Сел посередине и сделал большой глоток. И еще. И еще. Кругом меня не пылало пламя. Не стояли студенты, не швыряли в меня «негерманскими» книгами. В отдалении проползали автомобили. Я прислушивался к себе. Нет ничего страшней помалкивающей бездны. Какие там бабочки. Я даже не запьянел. Семьсот граммов бурбона нагнали меня только в гостинице, в лифте. Я еле успел открыть дверь комнаты.

 

Глаз

(про главное)

 

Мне кажется, потому пейзаж прекрасен, что Господь — Творец его — наслаждался при его творении, и частичка образа и подобия в нашем глазу дает нам наслаждение, сходное с божественным.

А теперь подробней. У каждого существа — своя специфика зрительного аппарата. Например, лягушка видит только движущиеся предметы. Если муха неподвижна, она жива. Зрительный нерв человека чрезвычайно «укоренен» в мозге. Он, по сути, его существенная часть. То, что мы видим, есть не работа оптики как таковой, а работа мозга. Я предполагаю, что человеческий мозг обладает особенностями обработки цветовых сочетаний больших пространств. То есть у нас есть встроенное, не зависящее от наших приобретенных зрительных навыков, восприятие ландшафта.

Вероятно, именно поэтому мы имеем отчетливые отношения с пейзажами. Их, пейзажи, человек видел на протяжении сотен тысяч лет. И различный ландшафт различной безопасности и предназначения должен был запечатлеться в самом зрительном аппарате, в том самом зрительном участке мозга.

Нам же не надо долго объяснять, что змея опасна, чтобы испытывать страх при одном только ее виде в траве. Следовательно, где-то в зрительном аппарате, в том его участке, который отвечает за распознавание образов, «вшит» алгоритм, согласно которому мы пугаемся змеи еще раньше, чем осознаём, что именно мы видим.

Так что вполне вероятно, что у нас есть особенный, «вшитый» в структуру нашего мозга алгоритм восприятия ландшафта, поскольку он, ландшафт, есть единственная среда обитания первобытного человека.

 

Молоко тайны

(про главное)

 

В каком-то смысле без вести пропавший в 1938 году физик-теоретик Этторе Майорана, с частицами-анаполями (чье электромагнитное поле замкнуто в форме тора) которого теперь связывают происхождение недетектируемой темной материи, — сам есть такая необнаружимая, тайно исчезнувшая фигура интуиции. Вообще, как хорошо, что тайна — медленно то разгорающийся, то гаснущий смысл, — существует в мире. Не было бы тайны, то есть — если бы все судили по принципу исключенного третьего, — то это была бы цивилизация в лучшем случае муравьев.

 

Байдарка и шторм

(про героев)

 

От Алупки до турецкого берега — 140 морских миль. С навигацией в ясную погоду дела обстоят более или менее просто: как только слева скроется за горизонтом Ай-Петри, на юге покажутся горы Малой Азии. Так рассчитал Георгий Гамов, обладавший баскетбольным ростом русский физик, прежде чем в июне 1932 года, в полнолуние, на байдарке, вместе с женой, попытался покинуть наделы Советского царства.

Быстрый переход