Три запотевшие алюминиевые банки, две тарелки с закуской. Сделав лицо кирпичом, я с умеренной благодарностью ему кивнул, а затем, захватив свой заказ, прошествовал за стол, тут же начав дегустировать вещи, категорически небывалые для мира Фиол, но лично мне знакомые донельзя!
Это было оно!
Холодное, пузырящееся, с непередаваемым вкусом химозы и мочевины! А кольца кальмара! Мм… как будто бы прямо из синагоги! Какое оно родное и отвратительное!
Я прямо смаковал эту жидкую ностальгию. Недолго, правда, потому как вскоре пришлось нестись ко входу, вызывая заинтересованные взгляды четверых мужчин, находящихся в зале, а затем блевать от входа дальше, чем видеть, горестно думая о том, что организм, разожравшийся на великолепных продуктах мира Фиол, больше не способен усваивать то, что усваивал в прошлой жизни. Но да, это того стоило!
Вернувшись за стол, я прикинул, что ждать девчонок можно ну очень долго, поэтому ничего страшного не случится, если я пожру без них. Вновь был проделан путь к бармену. На этот раз я, вполне понимая новые реалии своего организма, решил не шиковать, ограничившись стандартными фиольскими блюдами. Запечённое седло молодого барашка, густое рагу из кролика, пара острых салатов с жирной сметанной заправкой, тарелка свежих сыров, тройная уха из хрящевых рыб, свежие пшеничные лепешки, несколько кувшинов морсов, томленый в горшке осьминог, нарезанный кубиками, острые соленья на тарелке…
– И еще водки хочу, – честно и жадно глядя в глаза доставшему всё это (сразу!) из под стойки бармену, сказал я, – Вот прямо самой лучшей вообще водки! Скоко будет стоить?
– Десять тысяч литр, – ровно ответил рыжий, вновь присасывая к трубке.
Всего то?!
– Можно графин? – почти жалко попросил я, с трудом сглатывая ком в горле, – И рюмочку.
Забрав запрошенное, я вернулся за стол, начав планомерно насыщаться. Единорог умеренно блистал в углу и неумеренно жрал свой алкоголь, постоянно запрокидывая голову с зажатой в зубах рюмкой навроде метронома, черно белая пара в углу продолжала свою беседу, ну а сам отдал должное набранной еде и питию. Водка оказалась… ну просто очень хорошей! Она была как родниковая вода на входе и как теплый ласковый котик после попадания в желудок. Настроение неуклонно повышалось и повышалось. Что человеку нужно для счастья? Еда, выпить, и спокойствие! Полное спокойствие!
И всего у меня было полной ложкой. Я кушал, в меру выпивал, без меры наслаждался тишиной и покоем, ничем не тревожил соседей по кабаку, которые полной мерой отвечали мне тем же, кабатчик знай себе пыхтел трубкой, философски глядя в никуда за стойкой… в общем, была полная тишь да благодать, о которой мечтает каждый мужчина с тех пор, как заводит свою первую женщину.
Правда, как и всё безмятежное счастье, долго такое состояние длиться не могло. Не по какой то там привычной для этого мира причине. Никто не вломился в кабак, бряцая оружием и нагло хамя всем подряд, в него не забежала принцесса в беде, сверкающая нижним бельем, заплаканным личиком и своими горестями, даже дракон какой нашу идиллию не нарушил. Всё началось предельно прозаично, полностью предсказуемо и абсолютно закономерно.
Первым делом у мужика единорога в сверкающем пальто банально кончилась водка. Воздев себя на копыта, то есть туфли, этот достойный всякого уважения индивидуум уставился на меня. Точнее, на мой стол. Определив графин и находящуюся в нем жидкость как нечто, вызывающее в его крупной умной голове категорическое одобрение (я всё это понял по мимике его морды!), лошадиный мужик поднял руку в жесте, который присущ всем разумным видам для вызова официанта. И замер.
Рыжий бармен, определив некое изменение в зале, тут же уставился на возмутителя спокойствия, совершенно не меняя индифферентного выражения лица, но как то сумев передать ждуну информацию о том, что официантов у него нет и не предвидится, а сам он выйдет из за стойки только когда рак на горе исполнит свистом пятую серенаду Малевича «Фиолетовый трапезохедрон». |