Проверив пульс — не меньше восьмидесяти, — он проехал еще пару эскалаторов, продолжая считать. Да, почти точно восемьдесят. Два эскалатора всего за минуту.

Он мог прочитать примерно страницу в минуту, на эскалаторе — чуть меньше. Предположим, все время, что он читал, он продолжал спускаться. Получается… шестьдесят минут на два… сто двадцать этажей. Прибавить сорок семь, которые он насчитал. Небесный Зал — на пятнадцатом.

167-15=152.

Значит, он сейчас на сто пятьдесят втором подземном этаже. Невозможно!

В невероятной ситуации следует вести себя так, словно все само собой разумеется. Как Алиса в Стране Чудес. Эрго, он сможет вернуться в «Андервуд» тем же путем, каким (предположительно) он его покинул. Надо подняться на сто пятьдесят два марша движущегося вниз эскалатора. Если бежать, перепрыгивая через ступени, это почти все равно, что бежать по обычной лестнице.

После двух этажей он совершенно выбился из сил.

Ничего, спешить некуда. Главное — не поддаваться панике.

Он подхватил сумку — отдыхая, он поставил ее на пол — и рывком преодолел еще два марша. Отдыхая на очередной площадке, он попытался сосчитать число ступеней, разделяющих этажи. Но каждый раз получалось по-разному, в зависимости от того, считал он по ходу эскалатора или против. В среднем выходило около восемнадцати ступеней, каждая высотой восемь-девять дюймов. Значит, каждый марш — около двадцати футов.

И значит, по прямой до первого этажа «Андервуда» — около трети мили.

Когда он бежал по девятому маршу, сумка порвалась — оттаявший фазан промочил бумагу. Продукты и книги запрыгали по ступеням. Часть сама долетела до следующей площадки, остальное доехало на эскалаторе и образовало аккуратный холмик у подножия движущейся лестницы. Разбилась только банка с джемом.

Он сложил продукты в углу площадки, а фазана упихал в карман куртки на случай, если проголодается по пути вверх.

Изнеможение приглушило более тонкие чувства, в том числе способность бояться. Подобно марафонцу в конце дистанции, он сосредоточился только на ближайшей задаче и не пытался понять то, что понять невозможно. Он пробегал марш, отдыхал и одолевал следующий; снова отдых и снова бросок. Каждый новый подъем был тяжелее предыдущего, каждый новый отдых — дольше. Он насчитал двадцать восемь площадок и бросил; через сколько-то времени — через сколько именно, он уже не представлял — у него подкосились ноги и он рухнул на гладкий цементный пол. Икры превратились в болезненные узлы мышц; ноги дрожали. Он попытался размять ноги приседаниями, но упал на спину.

Хотя он недавно поел в ресторане (недавно ли?), он снова был голоден и съел целого фазана, уже совсем оттаявшего. Был ли фазан сырым, он не разобрал.

Так, должно быть, становятся каннибалами, подумал он, засыпая.

Во сне он падал в бездонный колодец. Проснувшись, он обнаружил, что ничего не изменилось — только ноги теперь не ныли, а болели.

Над ним змеились с этажа на этаж флуоресцентные трубки. Казалось, что мягкое гудение эскалаторов превратилось в рев Ниагары, а скорость возросла в той же пропорции.

Это перевозбуждение, решил он, с трудом поднимаясь на ноги.

Когда он наполовину одолел третий марш, ноги подвели его; он вновь штурмовал этот эскалатор, теперь уже успешно. Но на следующем марше он упал опять. Лежа на цементе той площадки, куда стащили его ступени, он почувствовал, что голод вернулся. Кроме того, он хотел пить — и избавиться от излишка влаги.

Эту последнюю потребность он смог легко — и без ненужной стыдливости — удовлетворить. А фонтанчик, вспомнил он, есть всего тремя этажами ниже.