|
Прибор становился все более похожим на то, что было нужно. К счастью, ни разу за эти дни запах не возникал. И корабль все более становился похож на то, что было нужно, — на длинный корабль. Линия смонтированных механизмов уже протянулась на нужную длину. Наступала пора монтировать окружающие механизмы помещения. Затем в них будут монтироваться остальные, вспомогательные механизмы. Это займет месяц. А затем пойдет монтаж внешнего пояса помещений и, наконец, оболочки и внешней арматуры. И, наконец, наступит день, когда о корабле можно будет сказать: «Он готов».
Он будет готов. А пока надо выходить в пространство. Теперь усталость уже почти совсем не ощущалась. Да и над неловкостью нового монтажника вряд ли стоило смеяться. Теперь он был специалистом, если еще и не таким, как большинство других, то, во всяком случае, полезным. С этой мыслью он проснулся сегодня утром — таким же розовым утром, как и все утра на спутнике. Пространство тоже начало становиться другим. Правда, Кедрин не привык к нему: пространство было так величественно и так бесконечно, что привыкнуть к нему было нельзя. Но в его бесконечности, оказывается, крылась не угроза, а, наоборот, какое-то спокойствие, и, может быть, именно это спокойствие и являлось одной из причин того, что монтажники вовсе не торопятся покинуть Приземелье и вернуться на гораздо более удобную Землю, хотя могут сделать это в любой день и час, и им не пришлось бы скучать на Земле — там тоже много всякой работы. Но, оказывается, к пространству можно ощущать любовь, так же, как к Земле, к месту, где ты родился или вырос — ну, не совсем так, как-то по-другому, — но можно любить его, и спутник, и корабли, любить все это и чувствовать себя среди всего этого как дома. И, кажется, Кедрин уже начал привыкать к этому… Кедрин, не ища, вышел точно на свое место в гардеробном зале. Скваммеры были уже подняты. Он по-хозяйски обошел вокруг своего двести восемьдесят третьего и по укоренившейся среди монтажников привычке хлопнул его по бедру и с удовольствием выслушал ответный гулкий и внушительный звон. Все было в порядке, оставалось влезть, устроиться поудобнее и закрыть за собою дверцу. Он так и сделал и, потянув поводок, защелкнул дверь и проверил предохранители. Затем, шагнув, он послал скваммер вперед. В пространстве было темно, как и всегда бывает темно в пространстве, но будущий корабль был освещен — солнце стояло за спиной у монтажников. Горели зеленые маяки, показывавшие, что рабочее пространство открыто для смены. Кедрин нажал стартер, это произошло само по себе — он больше не думал, какой силы импульс надо дать, чтобы очутиться в нужном ему кубе пространства. Корабль дрогнул и начал приближаться. Монтажники летели рядом — люди, возведенные в ранг небесных тел. Корабль надвигался стремительно. Холодные звезды вонзались в корпус реактора, как отточенные стрелы. Где-то над головой плыла Земля. В той стороне вспыхнуло, блеснуло — шла очередная партия транспортных кораблей. Внезапно Кедрин судорожно крутнул головой: показалось, что кто-то приближается и вот-вот ударит справа. Нет, все было в порядке, сосед соблюдал дистанцию. Но кто-то начал надвигаться слева, становиться все более заметным. Кедрин торопливо взглянул и в ту сторону. И отсюда никто не угрожал ему, однако после каждой смены от этого беспрерывного оглядывания у него деревенела шея, и все же он не мог не вертеть головой. На всякий случай Кедрин все-таки взял левее — ему показалось, что в этой стороне свободнее. В тот же миг царившая в телефонах тишина рассыпалась на дробные осколки, раздался громовой щелчок, и вслед за тем оглушительный голос Гура произнес: — Непоседливый друг мой! Не виляй! Оставь рули в покое! — Ты не можешь громче? — разъяренно взревел Кедрин. — Могу! — еще громче заорал Гур и оглушительно расхохотался. |
