Просто не знаю. Я многого не знаю. Например, зачем Гур забрал у меня лучший астролокатор.
— Да, он просил поблагодарить за антенну.
— Антенну? Если бы! Астролокатор! Острейший! Он захватил его, этот разбойник, этот космический пират, этот Гур. Благодарность, а? Как вам нравится? И знаете что? Я подозреваю, что это именно он забирает всю энергию, так что временами не хватает не только на освещение — не хватает на радиотелескопы! Правда, ненадолго. Зачем это, я знаю? Я же говорю, что я ничего не знаю! Зачем ему, например, точно знать место Трансцербера? Фантазии… А я знаю только, что надо будет скорее закончить корабль.
— Скорее, — сказал Кедрин и вдруг рассердился. — Скорее будет тогда, когда работать будут автоматы. Они не будут гибнуть, их не надо будет спасать. Вот и все!
— Летать всегда будут люди, — строго ответил старик. — Это их привилегия — летать. То, что требует мужества, всегда будут делать люди. Автоматы не обладают мужеством. Они руководствуются программой — хотя бы они составляли ее сами для себя, но программа остается программой. А делать сверх программы способен только человек. Какой же вы монтажник, если не понимаете этого?
— Я был плохим монтажником, — сказал Кедрин. — Был, ясно?
— Ага, — сказал Герн. — Тогда извините. Счастливого пути, да.
Он медленно поклонился, но глаза его смотрели мимо и улыбка была лишь данью вежливости.
Кедрин вышел в вестибюль перед посадочным шлюзом. Здесь было тесновато. Монтажники находились и здесь, потому что спутник давно уже был тесноват и места для компаний не хватало. Посадки еще не было, и Кедрин уселся с независимым видом.
— Кто боится запаха, — говорил один монтажник, — пусть идет к Косте на закалку. В его лаборатории трудно выдержать три минуты, но и одной достаточно, чтобы стать невосприимчивым на всю жизнь ко всем и всяческим запахам.
— Я бы делал скваммеры из твоей шкуры. Она такой толщины, что уж не пропустит никакого запаха.
— Кстати, насчет шкур: у Ирвинга в каюте на полу такая шкура, что люди, заходящие к нему впервые, пугаются и просятся скорее на Землю.
— Почему на Землю?
— Там тигры давно не кусаются и даже у носорогов прелестный характер…
— Между прочим, именно Ирвинг изобрел способ полета пятками вперед. Он говорит, что это предохраняет голову.
— Но это лишь для тех, — сказал Ирвинг, — у кого есть голова.
Кедрин сидел и грустно улыбался. Веселые мальчики! Эти — из недавно пришедших. Для них пока еще кругом романтика. А он, Кедрин, здесь уже почти два месяца и знает, что к чему…
Объявили посадку. Пилот появился из раскрывшегося переходника. Его лицо было знакомо, хотя раньше оно не было таким холодно-суровым.
— Привет, Сема! — сказал Кедрин.
— Салют! — сказал Сема.
— Вы теперь на приземельских?
— Что же, я должен всю жизнь летать на глайнерах? — спросил Сема. — Я на приземельских.
— А тот пилот?
— Не летает. На Земле.
— Его тогда действительно лишили?..
— Его?.. Хотел бы я… Он готовит себе экипаж.
— Ага, — сказал Кедрин. — Можно садиться?
— Сделайте ваше одолжение, — сказал Сема.
Кедрин шагнул в переходник. Гур нагнал его уже в салоне. Он протянул Кедрину маленький пакетик.
— Вот, возьми… на память. Я снял для тебя копию с записи Холодовского.
— Зачем?
— Прочитаешь на планете, когда будет время и настроение…
— Спасибо… — рассеянно сказал Кедрин. |