— Ради меня, — повторила Тамара.

— Да, Тамара, ради тебя. Я видела, что ты несчастна с этим человеком. Он заворожил тебя, подчинил, лишил воли. Я должна была тебя спасти. Когда он позвонил мне в день убийства, я поняла, что это судьба. Наконец-то вы по-настоящему поссорились… нет, больше! Наконец вы поссорились так, что он чувствует себя по-настоящему виноватым. Теперь главное было — не позволить вам помириться. У тебя слишком мягкий характер, этот человек вил из тебя веревки. Мне мешала Люська, сидящая у моей постели. Я закатила такой скандал, что она раскипятилась и сбежала. Тогда я встала и поехала к Леониду.

— Зачем, мама?

— Я думала, что его нет дома, — немного смутившись, объяснила та. — Получилось очень неловко. Я была уверена, он бродит по городу, ищет тебя. Я взяла твои ключи и открыла ими дверь, а он там.

— Зачем ты поехала туда, мама?

— Я хотела сделать вид, что там была ты. Понимаешь, я боялась, стоит Леониду с тобой встретиться, и ты ему все простишь. Надо сделать так, чтобы вы больше не встречались… чтобы он обиделся на тебя и не преследовал больше. Я хотела сделать ему от твоего лица что-нибудь очень неприятное. Например, сжечь его работы… сами работы и негативы. Сожгла бы все и оставила в мастерской ключи. Он бы вернулся и решил, что это сделала ты.

— Неужели ты могла бы, мама?

— Я не считаю фотографию творчеством, — сообщила Надежда Дмитриевна. — Но Леонид считал. Он бы обиделся на тебя и не стал мириться. Не смотри ты так, все равно ничего не вышло. Он был дома.

— И что ты сделала?

— Высказала ему все, что думаю. Что он портит тебе жизнь. Что он тебя не стоит. Что в тебя влюбился замечательный человек, умный, богатый, серьезный — а ты из ложно понятой порядочности не даешь себе его полюбить, храня верность Леониду. Разве это не так, Тамара?

— А что ответил тебе он, мама?

— Ничего. Он понимал, что я права, и молчал. Лицо перекошенное, белое. У него явные проблемы с психикой, Тамара. Не знаю, как ты не боялась жить с таким человеком. Мне очень жаль тебя, Тамара… у меня сердце болит видеть, как ты мучишься… но я ни в чем не виновата! Честное слово, я даже в мыслях не желала ему смерти. Я хотела, чтобы вы расстались, но не таким путем. Но, когда я уезжала, он был жив и здоров.

— Во сколько это было?

— Я пробыла у него совсем недолго. Я не смотрела на часы. Ему кто-то позвонил на мобильный… он сказал: "Идите к черту!" — и не стал разговаривать. Тамара…

Надежда Дмитриевна протянула руки к дочери.

— Пожалуйста, уйди в свою комнату, мама, — в ужасе попросила Тамара. — Пожалуйста! А то я сейчас умру.

Та, кротко попеняв на несправедливость дочери, ушла, а Тамара села прямо на пол и обхватила голову руками. Очнулась она от звонка в дверь. Вместе с сознанием вернулась боль. Удар был нанесен с той стороны, с какой Тамара не ожидала. Мама, родной и близкий человек, обманывала ее! Она притворялась парализованной. Тамара ухаживала за нею, не спала ночами, виня себя в ее ужасном положении, обременяла знакомых просьбами о помощи, а трагедия оказалась фарсом. Проницательная Люська была права.

Но тихо и привычно страдать в одиночестве Тамаре было не суждено. Она открыла дверь, и на пороге предстал Никита Обуховский в полном блеске своей красы. Он был весь в черном — от блестящего хайратника до не менее блестящих ботинок.