Однако немцам не повезло — прапорщиков в вермахте, увы, не было (правда, были фельдфебели). И вот результат — выпущенная снайпером пуля, пробив брезент тента и корпус ящика, угодила точнехонько в коробку с детонаторами, вызвав подрыв одного из них, а затем и всех остальных.

19

Сначала к Зельцу возвратилось сознание, спустя пару минут — слух. Последнее, что он помнил, была сюрреалистичная картина двигающегося почему-то боком танка. И тупой, запредельный для человеческого уха акустический удар… Затем наступили спасительная темнота и забвение…

Голова нещадно болела, но капитану все же достало сил приподняться и оглядеть изменившуюся за считанные секунды площадь. Разрушения были ужасны, однако более всего его поразили две вещи — огромный, в полтора этажа, могильный холм из обломков здания на том месте, где перед этим находилось все экспедиционное начальство, включая и ненавистных тайных агентов ("Неужели?!"), и еще недавно мертвый фонтан, сейчас весело булькающий радужными струями хрустально чистой воды ("Воды!!!")… Опираясь на плечо одного из солдат, Зельц встал на ноги и, стараясь побороть головокружение, попытался подсчитать потери. Получалось, что не уцелела ни одна автомашина и единственными неповрежденными средствами передвижения оказались оба танка (правда, "четверку" изрядно завалило обломками обрушившейся стены, но Зельц надеялся на лучшее). Конечно, оставался еще бронетранспортер, отправленный с Муделем во главе на поиски входа (Зельц поморщился. На этот раз — не от нового приступа дурноты.), но где он сейчас находится и исправен ли, капитан не мог себе даже представить. Прочистив глотком воды запорошенное пылью горло и отметив, что головная боль постепенно проходит, Зельц приказал оставшимся в живых собраться под прикрытием танковой брони. Оглядев нестройную группу уцелевших, капитан вздохнул: семнадцать из почти что тридцати — негусто. Дав команду залечь и приготовить оружие, он сам укрылся за надежной кормовой броней родного танка и попытался определить, откуда по ним стреляли — никаких сомнений относительно того, что неведомые защитники города дали о себе знать, он более не испытывал. Все, однако (за исключением полного разгрома на площади), было как прежде — те же безжизненные провалы окон, пустые крыши домов, отсутствие всякого движения на радиально расходящихся в глубину города улочках… Тем неожиданнее прозвучал хорошо поставленный командный голос, заговоривший на прекрасном немецком:

— Господин капитан (Московенко, выбравший одно из двух своих предположений относительно звания Зельца, попал в самую точку)! Предлагаю вам сдаться. Площадь окружена, все ваши люди находятся под контролем наших снайперов. Если вы настоящий офицер (с акцентом на последнем слове), вы не станете бессмысленно губить своих подчиненных. Даю вам три минуты на размышление, если вы согласны вести переговоры — выходите к фонтану в центре площади, один, без оружия. Руки можете не поднимать. Время пошло…

Привыкший четко исполнять приказы, Зельц послушно засек время на своих часах ("Рейх — командирские", инерционный самозавод, противоударные, водонепроницаемые) и задумался. Интересно, кто его невидимый собеседник? Его немецкий был академически безупречен — правильное произношение, точное построение фраз, почти что литературные обороты речи — и легкий, лишь иногда заметный акцент. Говорил явно не американец и тем более не англичанин. Кто же тогда? Ну не русский же?!

Вновь взглянув на часы (оставалось меньше минуты), Зельц встал на один из опорных катков танка и через приоткрытую боковую дверцу заглянул в башню, обращаясь к наводчику:

— Ганс, если со мной что-нибудь случится, останетесь за старшего и попытаетесь прорваться…вместе с остальными к воротам.