Что касается злополучной арки на въезде в Город, вызывающей у Юрия Сергеевича наибольшие опасения, то помимо расположенных в расчетных точках фугасов из четырех килограммов пластита и извлеченного из командирского танка боекомплекта (Лего клялся — правда, не слишком уверенно, — что этого должно хватить для обрушения свода), под саму арку был отбуксирован неспособный к самостоятельному передвижению T-IV покойного обер-лейтенанта ТТТу-льца. Находясь на треть корпуса снаружи, танк, башенное орудие которого было, как вы помните, абсолютно исправным, мог контролировать почти стовосьмидесятиградусный сектор лежащей перед ним пустыни. Тридцать оставшихся в бовукладке осколочно-фугасных снарядов и три патронных коробки к пулемету в лобовом бронелисте внушали серьезную надежду на то, что эта импровизированная огневая точка продержится достаточно долго и окажется весьма эффективной против не имеющих средств борьбы станками атакующих. Впрочем, на этом Музыкальный не остановился, отбуксировав (с помощью все того же зельцевского T-III) к внутреннему устью входа оба разбитых грузовика и превратив их в своего рода труднопреодолимую баррикаду, которая вместе с установленными Лего фугасами должна была при необходимости наглухо и навсегда запечатать ворота. О судьбе танкистов в этом случае Юрий Сергеевич не думал — если до момента подрыва свода они не успеют расстрелять весь боекомплект и покинуть машину (именно такой был его приказ) — значит… им будет суждено стать героями посмертно. Ибо любая война, как известно, штука жестокая и базируется, как правило, на не слишком гуманном принципе меньшего зла… Четыре их жизни против судьбы всех защитников Города — не самое невыгодное соотношение…

К концу отпущенного генералом Музыкальным часа все приготовления были в основном закончены. Неприступные стены Спящего Города ощетинились стволами готового к бою оружия, а из полутьмы лишенной ворот арки выглядывало зловещее жерло танковой пушки. Весь сводный русско-немецкий гарнизон защитников (за исключением Башки и четырех танкистов) залег за невысоким (на большее уже не хватило времени) бруствером поверх края стены и изготовился к бою, наблюдая за приближающимся противником. В том, что боя не избежать, не оставалось ни малейших сомнений — орда древних воинов целенаправленно двигалась к Спящему Городу. И не просто к Городу, а именно ко входу — штурмовать высокие стены они явно не собирались, предпочитая войти внутрь с максимально возможным комфортом. Что, впрочем, вполне соответствовало тактическому замыслу генерала — защищать весь близлежащий участок стены протяженностью не один километр люди просто физически бы не смогли… Правда, было и еще кое-что, занимавшее мысли Юрия Сергеевича. Это "кое-что" располагалось в часе езды отсюда и называлось южными воротами — теми самыми, через которые вошел в Город приснопамятный всем фельдфебель Мудель. Юрий Сергеевич понимал, что, если противник обнаружит (если уже не обнаружил) их, вся "оборонительная" эпопея станет не более чем бессмысленным времяпрепровождением — перекрыть оба входа он не мог никак. Наличие южных ворот волновало его настолько, что он даже сообщил о своих подозрениях Обире, которая, правда, несколько успокоила его, пообещав, что будет следить за перемещениями противника и в случае чего постарается запечатать ворота номер два своими средствами. И хотя Музыкальный не имел ни малейшего повода сомневаться в ее словах, на этот раз он все же решил подстраховаться, приказав заправить и подогнать под самую стену готовый к движению бронетранспортер. Хотя, конечно, и понимал при этом, что, возникни такая необходимость, успеть добраться до южных ворот первыми будет все равно нереально…

7

— Впечатляет… — хмыкнул в головах знакомый голос. — Очень впечатляет, о мои славные и самонадеянные гомо сапиенс.