– Очередная утка? – уточнил я, пробежав глазами по статье.

– Нет, – качнул головой сыщик. – Все так и было.

– В самом деле? – удивился я, поскольку в передовице говорилось о преступлении, неординарном даже по меркам всякое повидавшего Нового Вавилона. Убийства в доходных домах редкостью не являлись, но на этот раз своей жертве – молодой незамужней женщине легкого поведения – убийцы выкололи глаза и вырезали сердце. Полицию вызвал квартиросъемщик этажом ниже, с потолка которого начала капать кровь. Выдвигалась версия, что в деле замешаны малефики, но никаких доказательств этого не приводилось. Полиция объявила в розыск сутенера погибшей.

В этот момент два констебля с красными повязками дежурных по управлению на рукавах распахнули входные двери и для надежности заблокировали их железными стопорами. Газетчики подались вперед, и полицейским из оцепления пришлось приложить немало усилий, дабы выдавить их обратно за колонны портика.

– Главный инспектор собирается сделать заявление? – догадался я.

– Именно, – подтвердил это предположение Томас Смит. – Да вот и он сам…

Фридрих фон Нальц вышел на пресс-конференцию в парадном мундире; адъютант с папкой в руках следовал за главой полиции в некотором удалении. Констебли напряглись и еще более потеснили примолкших газетчиков, но на ступенях те уперлись намертво, отвоевать удалось лишь два или три верхних ряда.

– Пожалуй, пойду, – решил я. – Рад был увидеться…

Томас Смит потянул руку на прощанье, и в этот миг через оцепление проскочил растрепанный молодой человек.

– Умри, кровавый сатрап! – крикнул он и, прежде чем успел сорваться с места хоть кто-то из застигнутых врасплох неожиданным нападением полицейских, вскинул пистолет. – Свободу узникам совести!

Стоило бы стрелять молча, но политические лозунги для подобной публики всегда стояли на первом месте, и потому анархист сначала крикнул и лишь затем открыл стрельбу. Точнее, открыть стрельбу попытался, нисколько в этом не преуспев: его пистолет просто взорвался!

Обломки оружия разлетелись по сторонам раскаленной шрапнелью, никого при этом, к счастью, серьезно не зацепив, а несостоявшегося убийцу немедленно повалили на пол подоспевшие констебли. Впрочем, угрозы никому он теперь не представлял, более того – нуждался в неотложной помощи сам: из культи его изуродованной руки безостановочно хлестала кровь.

– Врача! – заголосил кто-то из газетчиков, но помог анархисту вовсе не полицейский медик.

Фон Нальц решительно растолкал окруживших его констеблей и приблизился к раненому. До меня донесся жгучий отголосок таланта сиятельного, а потом страшная рана зашипела и в один миг перестала кровоточить. Раненый парень тотчас перестал биться и обмяк на руках констеблей. Так, в бесчувственном состоянии, его и занесли в Ньютон-Маркт.

– Пресс-конференция переносится на более позднее время! – выкрикнул белый как мел адъютант главного инспектора.

Томас Смит сразу сообразил, чем будет чревата для нас любая заминка, и потянул меня к боковому выходу.

– Идем! Иначе застрянем здесь до вечера!

Каким-то чудом нам удалось покинуть двор Ньютон-Маркта, прежде чем арку перекрыли подоспевшие констебли, а на улице Томас Смит сразу свернул в один из боковых проездов, где перед бакалейной лавкой его дожидалась самоходная коляска – тот самый «Форд-Т».

– Что это было, черт возьми?! – обратился ко мне сыщик, раскочегаривая паровой котел. – Лев, ты что-нибудь понимаешь?

– А что тут понимать? – хмыкнул я.