Г. Владимов пишет: «И как ни покажется странным российскому читателю, Алоизович (Гитлер. — В. Б.) до последних дней считал Восточный фронт второстепенным».

Hикаких фактов или свидетельств в доказательство этого утверждения, как и во многих других случаях, писателем не приводится, хотя оно не только российскому читателю, но и любому другому, знающему историю Второй мировой войны, должно показаться не только странным, но и абсурдным. Как мог быть для Гитлера второстепенным Восточный фронт, где Германия понесла две трети всех своих людских потерь во Второй мировой войне, потеряла 74 процента танков и 71 — самолетов? Если Восточный фронт был для Гитлера «второстепенным», почему же там в 1941–1945 годах постоянно находилось большинство немецких, замечу, наиболее боеспособных дивизий (к примеру: 22.06.41–70,3 процента; 1.05.42–76 %,4; 1.07.43–66 %).

«Все, что я делаю, направлено против России», — это навязчивое кредо Гитлера приводится в десятках западных, в том числе и немецких, изданий. (Впервые эта фраза зафиксирована стенографом 11.08.39 в беседе фюрера с К. Буркхардтом на вилле «Бергхов», впоследствии она повторялась многократно в Ставке среди близкого окружения Гитлера вплоть до весны 1945 года.) А вот обобщающее суждение о нашей «второстепенности» «до последних дней» известного германского исследователя Иоахима К. Феста, автора считающейся на Западе, в том числе и в Германии, наиболее объективной и аргументированной трехтомной биографии Гитлера: «Hачиная с зимней катастрофы (разгром немцев под Москвой. — В. Б.), когда ему впервые явился призрак поражения, Гитлер посвящает всю свою энергию — больше, чем до того, — кампании в России и все явственнее пренебрегает из-за нее всеми другими театрами военных действий».

Завоевание жизненного пространства на Востоке, а потому и Восточный фронт были главными, первостепенными для Гитлера не только до последних дней и минут — они являлись, по его убеждению, программой для немцев после его ухода из жизни и основной целью на будущее.

В последнем подписанном им перед самоубийством документе, именуемом одними историками на Западе «Политическим завещанием Гитлера», а другими «Письмом к генерал-фельдмаршалу Кейтелю», Гитлер завещал: «Усилия и жертвы немецкого народа в этой войне были так велики, что я не могу поверить, что они могли быть напрасными. И впредь должно быть целью завоевание немецкому народу пространства на Востоке».

Все эти свидетельства и документы впервые опубликованы в Западной Германии и впоследствии приводились и перепечатывались в десятках изданий. И то, что проживающий там Г. Владимов полностью их и многие другие тексты игнорирует, говорит о его предвзятости, тенденциозности, а также о явной недооценке «российского читателя». Такая метода (а она десятки раз применяется автором и в романе, и в статье) неправомерна и недопустима.

Как можно при создании образа уведенного от суда военного преступника генерала Гудериана более всего руководствоваться только его мемуарами, апологетически прихорашивая «железного Гейнца» и при этом отбрасывая все негативное?..

Как можно, всячески оправдывая генерала-перебежчика А. А. Власова, оценивать его и РОА по опубликованным на Западе воспоминаниям бывших власовцев и энтеэсовцев, а также по книге барда войск СС немецкого писателя Э. Двингера «Генерал Власов. Трагедия на Востоке»?..

К сожалению, сопоставление указанных выше источников с романом и статьей Г. Владимова свидетельствует именно об этом — к примеру, и мифический тезис о том, что Власов спас в 1941 году Москву, и трогательное братание советских военнослужащих с власовцами заимствованы оттуда. Если же в книге С. Фрёлиха «Генерал Власов. Русские и немцы между Гитлером и Сталиным» нет восславления Власова и, более того, подчас содержатся сдержанные оценки генерала-перебежчика и его окружения, то это издание среди приводимых в статье источников, которыми, воспевая Власова и РОА, вдохновлялся Г.