И, обернувшись, отыскав глазами официанта, небрежно взмахнул рукой:
— Милый, не сердись на меня. Друга встретил. Благодетеля. Обслужи за этим столиком, — попросил он, когда официант подошёл. Тот сочувственно кивнул.
— Закусочка у вас есть. И коньячку на первый раз хватит. А как шашлыки? Три?
— Конечно, три! — сказал Бугаев. — Жека, как твой кирюха? Язвой желудка не страдает? Ему шашлык врачи не запретили?
По тому, как у парня зарделись уши, Бугаев понял, что попал в точку и мысленно выругал себя.
— Как, Вася? — не слишком смело спросил Жогин парня. — Ударим по шашлычку? Семён Иванович — свой человек.
Парень посмотрел на часы, потом на Бугаева. Помедлил с ответом, словно сомневался, стоит ли затеваться. Потом сказал:
— Можно и по шашлычку.
Бугаев стал разливать коньяк, но парень прикрыл свою рюмку ладонью.
— Не буду мешать, допью водку. — Голос у него был красивый, бархатный. Располагающий. Когда он говорил, Бугаеву почудилось, что перед ним два разных человека. Так разителен был контраст бесцветного, плоского лица и красивого голоса.
— Как ты меня, Женечка, выручил, — сказал Семён, когда они выпили. И обнял Жогина. — Женька — золотая ручка! — обернувшись к парню, восхищённо поцокал языком и объяснил: — Мотор у моей старой лайты починил. Да как! Был ржавый, стал новый. Она у меня, бедненькая, пять лет по мне скучала… — он насупился, словно понял, что сказал лишнее, и строго посмотрел на парня.
Тот сидел спокойно, только пальцы правой руки у него двигались, разминая хлебный мякиш. «Похоже, и ты срок имел», — подумал Бугаев.
Жогин вздохнул. Сказал с сожалением:
— А теперь, Семён Иванович, на работе так прижали, что нужной железки не возьмёшь без разрешения, не то чтобы…
— Я, значит, у тебя последним клиентом оказался? — усмехнулся Бугаев. — За это выпить надо. Вот ведь подвезло мне!
Парень со злостью запустил хлебным катышем под ноги танцующим.
— Ты, Жека, бросал бы заводскую пахоту. В какой-нибудь ширпотреб устроился, — сказал Бугаев. — Телевизоры ремонтировать. Или сейфы. — Он захохотал, а Жогин насупился.
— Молчу, Жека, молчу, — примирительно сказал Бугаев. — Вольному — воля, спасённому — рай. Зарабатывай характеристику. Никто тебе плохого слова не скажет, ты закон знаешь, старыми корешами не брезгуешь. — Он опять сурово посмотрел на парня. Тот усмехнулся и пожал плечами, словно бы соглашаясь с Семёном.
— А то, что прижимать сейчас стали — пройдёт, — продолжал Бугаев. — Вспомни, как у нас… — он словно бы хотел сказать: «у нас в зоне», да вовремя поостерёгся постороннего, только заговорщицки подмигнул и взялся за бутылку. Водки уже не было. Семён хотел налить парню коньяку, но тот снова прикрыл ладонью рюмку. Бугаева всё время настораживало молчание парня, незаметное, исподтишка, приглядывание и особенно лёгкая снисходительная ухмылка, время от времени кривившая его тонкие бескровные губы. Семён никак не мог понять — то ли парень не верит всей его трепотне, то ли просто подсмеивается над загулявшим человеком.
— А я, Жека, новой хатой обзавёлся, — сказал Семён, с аппетитом принимаясь за шашлык. — С твоей лёгкой руки кооператив приобрёл. Пришлось, конечно… Сам понимаешь! И телефон теперь есть. Позвони мне завтра-послезавтра. Я ведь ещё у тебя в должниках хожу, — он вынул из пластмассового стаканчика пачку бумажных салфеток и написал номер. |