Жогин сел за столик. Глаза смотрели совсем трезво. Будто он и не выпил ни рюмки.

— Семён Иванович, не придёт он…

В это время подошёл официант. Принёс кофе.

— А ваш товарищ? — поинтересовался он.

— От кофе и от мороженого наш товарищ отказался, — улыбнулся Бугаев.

— Мороженое вы не заказывали, — сказал официант, заглянув в блокнот.

— Этого не может быть. Мороженое с клюквенным вареньем — моя любимая еда.

Официант не стал спорить и удалился за мороженым, состроив кислую мину.

— Он всё про вас спрашивал, — быстро зашептал Жогин, но, Семён, улыбаясь, оборвал его:

— Женя, спокойно. Мы же с тобой гуляем. Что нам расстраиваться из-за слинявшего барбоса?!

Жогин через силу изобразил улыбку.

— Вот сейчас нам коньяк не помешает, — сказал Бугаев и налил по рюмке. — В профилактических целях.

«Ничего, на улице Белянчиков с ребятами дежурит, чёрный ход из кухни во двор под наблюдением, — лихорадочно соображал Семен. — Ребята его не упустят, доведут до квартиры». Он взялся за галстук, чуть-чуть спустил узел, расстегнул верхнюю пуговицу. Лебедев встал из-за своего столика, улыбаясь, что-то сказал своим соседям — наверное, что сейчас вернётся, и вышел из зала. Семён представил, как он закурит в вестибюле, потом выйдет на улицу и, посмотрев на часы, недовольно оглядится, словно сердясь на опаздывающую приятельницу.

Коньяк и правда подействовал на Жогина успокаивающе. Щёки у него снова порозовели, он даже съел ещё кусок шашлыка, хотя Бугаев и видел, что нож и вилка в руках у Евгения слегка дрожат.

— Я ему сказал, как мы договорились, — тихо начал рассказывать Жогин. — Он только своей рыжей головой кивал. Выслушал всё и говорит: «Это мне не интересно». А расспрашивал, дескать, потому, что не любит с незнакомыми пить. «А тебе — три дня сроку, не будет инструмента — заказывай панихиду».

— Не дрейфь, Женя, — ласково сказал Бугаев. — С нами не пропадёшь. Как вы с ним расстались-то? Он ушёл из ресторана?

— Иди, говорит, к своему кирюхе, а я домой потопаю. А за стол пускай кирюха заплатит.

— Ну и…

— Кивнул мне на дверь, я и пришёл к вам.

— А рыжий в вестибюле остался?

— Остался, Семен Иванович. Просто стоял. И смотрел, как я к дверям шёл. Я в дверях оглянулся, а он мне ручкой сделал.

— Кто-нибудь был ещё в вестибюле?

— Какие-то две девчонки у зеркала причёсывались.

— Та-а-к, — задумчиво сказал Бугаев. — Кирюха, сказал, заплатит?

— Да что вы, Семён Иванович, я ведь тоже при деньгах… — по-своему понял слова Бугаева Жогин.

— Я не об этом, — Бугаев мучительно перебирал в памяти все свои действия, все слова, которые говорил за столом. Пытался понять, не насторожил ли чем рыжего.

— Значит, про инструмент, который ты мне делал, ни слова?

— Ни слова, — эхом отозвался Жогин.

— И про то, что за деньги я тебе ещё должен, ничего не спрашивал?

— Нет. Ничего не спрашивал. Только как зовут, где познакомились. Знает ли Лёву Бура.

— Знаю ли? — переспросил Бугаев. — Или «знал ли»?

Жогин наморщил лоб, вспоминая. Потом твёрдо сказал:

— Знает ли.