На город смотреть интереснее, чем на дорогу. Отсюда он виден как бы со стороны: лес сияющих стволов-колонн, заполнивших пространство от дна до самого купола, ветви-переходы воздушных улиц, террасы, галереи, площади, площадки, повисшие на головокружительной высоте, плавные течения биотов и авиеток, среди которых изредка мелькают темные грузные скафы… Красота! Особенно на исходе последней четверти, когда в лесу гаснет ствол за стволом и только районы Центра блестят и светятся огнями.

    Я встал, ощупал грудь, живот и бедра, чтобы проверить, хорошо ли прилегла броня. Панцирь у меня отличный, с защитным капюшоном, который можно натянуть на голову. Я снял его с телохранителя Амьена, гранда Третьей Алюминиевой Компании в Сабире, когда алюминщиков прижали Трест Цветных Металлов и Металлургический Союз. Я сражался за Союз и, согласно офицерскому контракту, имел законное право на трофеи. Не знаю, из чего и как соорудили эту броню – вид у нее неприглядный, однако я бы не расстался с ней даже за тысячу монет. Гибкая, прочная, движений не стесняет, к тому же не пробьешь ни пулей, ни разрядником… Ручным разрядником, конечно, таким, какой был у меня в Сабире. И пошел бы я там на компост, располосованный телохранителем Амьена, если бы целился в сердце или, положим, в печенку. Но я всегда стреляю в лоб. В лоб как-то надежнее, хотя сегодня это правило придется отменить – из развороченной Джизаковой башки гарбич не считаешь.

    Экран на моем браслете мигнул, знаменуя начало новых суток. Стволы в подлеске и лесу едва светились, кристаллитовый купол тоже померк, и лишь в Центре, в сорока километрах от меня, переливалось разноцветное яркое зарево, облачком темной пыльцы кружили биоты, сияли золотистым огнем верхушки зданий ратуши, ВТЭК и Колонн Развлечений. Отвернувшись от этого зрелища, я погладил Пекси по хитиновому загривку и сказал:

    – Жди меня здесь, малыш, и не скучай.

    Потом вытащил из контейнера за седлом присоски и тепловые очки-бинокуляр, закрепил то и другое в положенных местах и быстро пересек дорогу. За ней, охватывая город несокрушимым барьером, вздымалась трехсотметровая стена, отвесный шероховатый путь к тому объекту, который у блюбразеров именовался Небесами. Правда, они толковали о Небесах из воздуха и пустоты, а наше небо гораздо более конкретно и вещественно: купол из армированного стекла.

    Впрочем, до самого купола я лезть не собирался. Хватит и половины высоты; там, метрах в ста сорока, темнел довольно широкий разлом, именовавшийся Крысиной Щелью. Форма почти треугольная – в самом деле напоминает крысиную пасть. Спаси и сохрани нас Пак от этакой погибели…

    Я активировал присоски и шустро полез наверх. В инфракрасном бинокуляре казалось, что стена испускает ровное неяркое белесоватое сияние, как и положено неорганической материи. Зато левая моя рука светилась алым, а биопротез – розовым: его температура поменьше, чем у живой плоти. Конечно, пока не проснулся «ванкувер»…

    Проще было бы подняться к щели на биоте, но Пекси – шмель, а они жужжат и гудят погромче авиеток. Скрытно не приблизишься, а у Джизака, конечно, есть сторожевые. Он вовсе не глуп, этот Джизак, шкуру поберечь умеет. Хотя сомневаюсь, чтобы он мог измыслить план уничтожения целой латифундии – тут размах другой, тут не о шкуре речь, ума побольше требуется. Борнео ничего мне не сказал, но совершенно ясно, что это была акция Мясных. В общем-то, я не против этаких демаршей: не было б диверсий и войны – не было б работы. Кроме того, они неизбежны. Мы живем в обществе изобилия, оно порождает конкуренцию, а конкуренция – самый веский повод к драке. То Мясные прижмут Фруктовых, то Фруктовые – Мясных… А там, глядишь, сцепятся Химические Ассоциации, Компании Стволов или Оружейный Союз попрет на металлургов… Лично я не против.