Иными словами, если животное не может избежать страдания, оно свыкается с ним и перестает тревожиться (или снижает интенсивность тревоги). Если же животное имеет шанс на избавление от своего страдания, то тревога его не уменьшается, а наоборот, только увеличивается. Таким образом, пассивность является своего рода защитой, приносящей успокоение, активность же, напротив, только раззадоривает тревогу. Чувствуя себя беспомощным, покорно принимая свою нелегкую участь, животное как бы избавляется от тревоги, можно сказать, защищается от собственной же тревоги.

Если же мы вспомним теперь, что тревога и агрессия сами по себе являются настоящим стрессом для организма, то логично думать, что постепенное нарастание депрессии («выученной беспомощности») приводит к улучшению его незавидной участи. Но как этот механизм работает у человека? Таким же образом, лучше или хуже? Как показывают исследования знаменитого американского психотерапевта Арона Бека, человек преуспел в этой стратегии несказанным образом, в этом ему помогло его сознание.

Вопреки Эпикуру и его негодованию, мы в конце концов принуждены сказать себе, что все что угодно может произойти из всего чего угодно.

    Лев Шестов

Арон Бек доказал, что депрессия в обязательном порядке проявляется, сопровождается и, можно сказать, даже создается так называемыми «автоматическими мыслями». Больной, страдающий депрессией, как выяснил Арон Бек, думает о том, что его жизнь отвратительна, что сам он никуда не годится (что он — полное ничтожество), а потому будущего у него просто нет. Иными словами, все мысли депрессивного больного могут быть сведены к нескольким фразам: «Все плохо, я ни на что не гожусь, ничего не получится, все бессмысленно». Настоящая обусловленная беспомощность, как у собак из селигмановского эксперимента!

На заметку

Страх и тревога возникают у нас в ситуациях опасности, угрозы. И мы способны испытывать эти эмоции только до тех пор, пока рассчитываем на спасение. Как только мы убеждаемся в бесперспективности любых попыток избежать встречи с этой угрозой, страх улетучивается. Его место занимает ощущение беспомощности — мы перестаем испытывать страх, склоняем голову и отдаемся на милость победителя. Теперь наш риск погибнуть от этой угрозы увеличивается, но зато можно быть уверенным, что, по крайней мере, сами себя мы своей тревогой не уничтожим.

Сам того не подозревая, человек, думая подобные пакости, защищает себя от мучительного чувства тревоги, формулирует для себя канон безвыходности: если все так плохо, значит, можно ничего не предпринимать, потому что бессмысленно. Причем думает он в своей депрессии сильно, самозабвенно, последовательно, как никогда в жизни, автоматически! И эти «хульные» мысли депрессивного больного, подобно снежному покрывалу, застилают собой пики тревоги, сглаживают ее остроту, приносят успокоение.

Да, способы, которыми наш организм готов защищаться от тревоги, поражают воображение! В ход идет, по сути, варварский завет: «Чем хуже, тем лучше!»

Неизбежность, безвыходность, бессмысленность, как это ни парадоксально, лучшие лекарства от тревоги. Тревога всегда ищет выход и способна загнать ищущего в его поиске до смерти. Теперь же, благодаря депрессивным суждениям, это бегство заканчивается, обороты снижаются, на душе становится легче.

Вследствие депрессии тревога, конечно, субъективно станет меньше, но ведь общее состояние человека от этого не улучшится.