Как же тогда они сумеют провести две недели на яхте, постоянно, находясь рядом друг с другом?
Его машина стояла за три улицы от ее дома – черного цвета «ягуар», сверкавший под лучами уже клонившегося к западу солнца.
– Моя мать нипочем не поверит, что мы решили пожениться, – протянула Валери, разглядывая машину.
Хейл открыл дверцу.
– Почему же?
– Я поклялась, что никогда не буду встречаться с парнем, у которого дорогая машина.
Стоило только Хейлу оказаться за рулем, как его мрачное лицо просветлело.
– Странный обет, не находишь?
– Считай это инстинктом самосохранения.
Движение руки – и мощный мотор ожил.
– И почему так?
– Большинство ребят в колледже, где я училась, из тех, что разъезжали в шикарных машинах, были до мозга костей самовлюбленными эгоистами.
– Звучит бездоказательно.
Машина влилась в общий поток.
– Я так думаю, – пожала плечами Валери.
– Ты просто сама настраивала себя против них. – Хейл переключил скорость. Сквозь приоткрытое окно в машину ворвался свежий воздух с соленым запахом моря. – И где ты научилась подобному циничному отношению к жизни?
– Это вышло как-то само собой, – ответила девушка, глядя в окно. Как ни старалась она выкинуть из головы упорно преследовавший ее сейчас образ Люка, ничего не получалось. Светловолосый Люк, почерневший под знойным калифорнийским солнцем, типичный американец со скучающе блуждающим взглядом. Гордый владелец сверкающего лаком красного «порше». Упорные занятия серфингом довели тело Люка чуть ли не до совершенства. И он свято верил в собственную неотразимость. Ему – и работать над собой? Что за чушь! Люк был единственным мужчиной, которого она, можно сказать, почти что любила.
Почувствовав внезапно взгляд Хейла, Валери заставила себя улыбнуться.
– Итак... что же мы скажем моей матери?
– Я как раз думал об этом, – коротко ответил Хейл. Ему надо было внимательно следить за дорогой. Они съезжали вниз по горбатым улочкам, и Валери невольно залюбовалась сверкавшим впереди темно-синим заливом. Высоко в небе носились чайки, по воде скользили моторные лодки, оставляя за собой пенистый след.
Хейл припарковал машину на площади Гираделли. Когда-то на этом холме, с которого открывалась столь живописная панорама залива, находилась шоколадная фабрика. Но после того, как фабрику закрыли и ее выстроившиеся в ряд здания с кирпичными фасадами отремонтировали, здесь разместилось множество всевозможных магазинчиков и ресторанов.
Хейл помог Валери выйти из машины и, взяв ее за руку, повел по поднимавшейся вверх широкими ступенями улице. Между зданиями – каждое из них имело свое название! – виднелись оливковые деревья, клумбы, скамейки. Повсюду было много людей. Одни что-то покупали, другие просто гуляли. Щебетали птицы, перелетая с кустов на деревья и обратно или прыгая по дорожкам.
– Дом моей матери совсем в другой стороне, – сказала Валери, когда они проходили мимо фонтана с фигурами русалок.
– Неужели?
– И что мы здесь делаем?
Хейл промолчал, но, подойдя к ирландскому ресторану, спрятавшемуся в тенистом уголке площади, растворил дубовую со стеклом дверь и объяснил:
– Это мое любимое место в городе.
Запахи специй и аппетитного дымка наполняли уютный ресторан. На лакированных, без скатертей, столах мерцали свечи в прозрачных подсвечниках. Возле длинной, из темного дерева и отделанной медью стойки бара стояли несколько человек, опершись ногой на окаймлявший стойку также медный выступ: стульев не было. Украшавшие бар зеркала поднимались до самого потолка, и в них отражались бутылки из зеленого, коричневого и светлого свекла. |