— Ну? Ты правда замолчал, что ли? Рассказывай дальше.

— А дальше все. Кончилась история. Двадцать пять лет я служу в полиции Манчестера, в уголовном отделе. Когда окончательно озверею выйду на пенсию. Все.

— А подвиги?

Ник засмеялся, но смех вышел невеселым.

— Подвиги — это не у нас, Аманда. У нас рутина. Бытовуха. Муж жену пырнул ножом, жена мужа оглушила сковородкой… Родители напились и забыли ребенка на улице. Бродяжил полгода, пока случайно не встретился с мамашей. Пьяные подростки приставали к прохожим после матча… Нет, девочка, подвигов у меня особых нет. Ты разочарована?

— Нет, просто… У тебя вид такой… как у копа из кино. Который всех спасает, палит направо и налево, дерется с пятерыми сразу, стены прошибает…

Ник не удержался и потрогал светлый завиток, выбившийся из-под каштанового парика.

Тут же стало трудно и горячо дышать, и он в который раз удивился такой мальчишеской, неудержимой реакции собственного тела.

Прекрати, слышишь, прекрати, легавый! Ты — старый пень, ты старше ее даже не вдвое, ты не можешь быть с ней, потому что не можешь быть с ней никогда…

Но как отказаться от этих глаз, от прохлады этих волос, от шелка кожи под твоими грубыми пальцами, от того ощущения молодости и силы, которое появляется у тебя только рядом с ней?..

— Ни-ик!

— А? Прости, задумался. Что ты говоришь?

— Я говорю, а семья? Семья у тебя есть? А то я решила связать с тобой свою судьбу, а у тебя, может, семеро по лавкам?

Ник криво ухмыльнулся.

— Нет, в этом смысле я совершенно свободен.

— И никогда не был женат?

— Почему никогда? Был. Не очень долго. Но давно. Десять лет назад мы развелись.

— Почему? Или нельзя спрашивать?

— Тебе можно. Только я не уверен, что знаю ответ. Иногда мне кажется, что не надо было жениться, что виноват во всем один я, и Мэри терпела, сколько могла. Иногда — что Мэри виновата. Потому что не смогла потерпеть еще.

— Понятно…

— Да нет, вряд ли. Потому что мне и самому не все понятно. Сложная это штука, девочка. Мне и самому с собой нелегко, а уж каково приходилось Мэри…

— Просто она хотела, чтобы ты был — для нее.

— Этого все хотят.

— Не правда. Я хочу, чтобы ты просто — был.

И я рядом.

— Аманда…

— Тихо! Лезь под тряпки. Патруль!

Патруль состоял из двух очень галантных и очень молодых жандармов. Ник их слышал, но не видел, поэтому мог только догадываться, какое сногсшибательное впечатление произвела на них Аманда.

А эта артистка разошлась не на шутку. Хихикала, болтала без умолку, расспрашивала про дорогу и мотели, потом завизжала — видимо, добрались до прав, испачканных краской для волос, — потом начала сокрушаться и предлагать свою помощь, а еще через пару невыносимо долгих минут машина тронулась, и Ник услышал голос Аманды, усталый и чуть дрожащий:

— Вылезай. Я сейчас умру.

— Аманда, ты гениальная актриса.

— Я сейчас лопну… Как ты думаешь, мы уже достаточно далеко отъехали?

Ник бросил взгляд на спидометр и кивнул.

От поста их отделяло уже не меньше трех километров.

Остановив машину на обочине, Аманда с истошным воплем кинулась в кусты; Ник, улыбаясь, вылез из машины, размять ноги.

Его натренированный слух уловил полицейскую сирену почти мгновенно. Ник торопливо кинулся к водительскому сиденью, снова чертыхнулся, сложившись пополам, дал газу и просто съехал в кювет. Густые кусты, к счастью почти не пострадавшие от маленькой машинки, сомкнулись над ней, и Ник успел только выкатиться на землю и замереть, когда мимо по шоссе с воем пронеслись несколько полицейских машин.