Хрущеву пришлось срочно обзвонить всех членов ЦК, получить от них согласие на освобождение Игнатьева не только от должности секретаря ЦК, но и на исключение из членов ЦК. Однако Хрущеву удалось пока передать дело Игнатьева на расследование комиссией ЦК, а ее председателю он дал понять, что спешить никуда не надо. Для Берии Игнатьев был пока недоступен. Но это был не последний удар Берии.

В один из вечеров Лаврентий, освободившись от текущих дел, в мыслях вновь вернулся к делу о смерти Жданова.

Вполне вероятно, думал он, что врачи действительно прошляпили у Жданова инфаркт. Пусть и преступно, но вполне понятно, что они свой промах попытались скрыть.

Понятно и поведение Власика – этот дурак пытался избежать обвинения в том, что он принял на работу таких врачей. Но Абакумов почему скрывал и смерть Жданова, и смерть Щербакова? А если Жданов был отравлен ядом скрытого действия и Абакумов об этом знал?? Тогда понятно, что Абакумов скрывал подробности смерти Щербакова, чтобы не навести на мысль проверить смерть Жданова. Но ведь Рюмин всех евреев вывернул наизнанку – не виновны они в терроре против Жданова… Да, тупик! А если,- Берия даже похолодел, – а если это свои, и Абакумов их исполнитель?

Если это кто-то из высшего руководства? Но кто и зачем ему это? Борьба за власть? Какая? Вот умер Сталин, и власть отдали самым слабым, на нее никто иной и не пытался претендовать. Стоп? А смерть Сталина? Он умер своей смертью или отравлен?

Тут Берия с удивлением отметил, что не знает никаких подробностей смерти Сталина, кроме сообщенных ему Хрущевым утром 2 марта. В подозрение о том, что и Сталин отравлен, не хотелось верить, но оно гвоздем засело в мозгу.

Ладно, подумал Берия, кто в заговоре, пока понять невозможно.

Но где они взяли яд? Ведь не из-за границы им его привезли. А у нас яд был только в МГБ у Абакумова.

Нет, вспомнил Берия, не у Абакумова, а у тихого и незаметного Огольцова. Так, кажется, Огольцов – это тот конец ниточки, за который можно распутать весь клубочек.

Ну, и надо бы узнать побольше подробностей о последних часах жизни Сталина.

На следующий день он приказал арестовать Огольцова пока за преступную халатность в хранении ядов. Огольцов все категорически отрицал. Теперь предстояла длительная работа по проверке документации, связанной с ядами, с целью понять, мог ли Огольцов изъять из хранения яд так, чтобы по бумагам это не было видно?

Спустя несколько дней Берия нашел свободное время в своем недельном графике и распорядился вызвать к себе телохранителей Сталина, дежуривших 1 и 2 марта. Но тут выяснилось, что все телохранители и весь обслуживающий персонал сразу же после смерти Сталина были высланы из Москвы по распоряжению ЦК. Берия позвонил Хрущеву.

– Послушай, Никита, – пытался удержать прежний дружеский тон Берия, – хотел кое-что узнать у бывшего прикрепленного Сталина, – Берии удалось быстро вспомнить одну из фамилий, – Хрусталева. И тут выяснилось, что по твоему указанию вся обслуга Сталина выслана из Москвы. Почему?

Хрущев этот вопрос давно ожидал.

– Да мы же договорились, что объявим, что Сталин умер в Кремле, вот мы и решили выслать их на работу в другие города, чтобы не проболтались о том, где он умер на самом деле.

Логика в этом была и Берия, поблагодарив Никиту, положил трубку и вызвал помощника.

– Разыщите, где служит бывший прикрепленный Сталина Хрусталев, и организуйте его приезд ко мне для беседы.

Через три дня помощник растерянно доложил:

– Я с этим Хрусталевым созвонился и договорился, что он приедет сегодня. Но он не приехал, я позвонил ему домой, и выяснилось, что он вчера умер.

Берии стало понятно, что, во-первых, подозрения об убийстве Сталина имеют все основания, во-вторых, его врагам известен каждый его шаг, а он до сих пор не подозревает, кто это может быть, вернее, уже подозревает всех, но не имеет ничего определенного – ни одного конкретного факта.