Старые американские мины М-16 с вытяжным механизмом действия. Точнее, не только с вытяжным, но и нажимным. Но в моем случае, была интересна первая особенность.

Вытащив одну из них, я зафиксировал ее между стеллажом и большим тяжелым ящиком. Вокруг обложил другими минами, пяти штук хватит. Затем укрепил натяжную проволоку, прочно прицепил к двери. Теперь, если кто-то сюда ворвется, распахнет дверь — сработает вытяжной механизм и через несколько секунд будет большой бабах. Вернее, несколько. Учитывая, что одних только противопехотных мин тут полным-полно, рванет очень хорошо. Здание может частично разнести — от шифровальной аппаратуры просто ничего не останется.

Затем подобрав все валяющиеся на полу шифр диски, я поискал взглядом — во что их можно сложить. Ничего — вообще.

Взгляд сам собой упал на лежащего без чувств американца.

Сорвав с него китель, сложил диски в центре, затянул рукава узлом — получилось что-то вроде подсумка. Сойдет, а там может быть попадется что-нибудь получше. Перед тем как уходить через окно, я вытащил всю документацию и ключевку для «Заката» положил на один из ящиков. Когда тут все рванет, ничего не останется.

Бросил последний взгляд на пиндоса — пусть лежит. Очнется раньше — повезло. Нет — ну, извините. Никто его в Пакистан не звал, сидел бы у себя в Техасе, барбекю жарил.

Выключил свет в помещении. Бросился к окну, швырнул сверток с шифр дисками вперед — тот шмякнулся в какие-то колючие кустарники. Ничего с ними не будет, не сахарные.

Уже собирался сам перекинуть ноги через подоконник, как услышал в коридоре многочисленные торопливые шаги.

— Не-не… — пробормотал я. — Слишком быстро!

И в этот момент, где-то далеко впереди раздалась одинокая автоматная очередь. Ей вторила одиночная стрельба, потом еще и еще.

Вскинув голову, я быстро отметил направление — та самая сторона, куда ушел Петухов с остальными пленными. То ли их спалили, то ли сами открыли огонь. Черт его знает, что там произошло.

Стрельба стала более плотной. Что-то взорвалось.

Это хорошо, мне на руку. О гуманности я старался не думать — они свой выбор сделали сами. Одного упоминания о том, что здесь работает спецназ ГРУ, должно было хватить, чтобы они встали на мою сторону. Но, Петухов оказался им ближе.

Спрыгнув на землю, я отыскал свой сверток, взвалил на плечо. В правой руке держал Стечкина — это на крайний случай. Едва рванет мина, половину здания просто разнесет. Это и будет точка не возврата. Пока еще никто не знает о том, что здесь работает советский разведчик-диверсант. И пока Петухов жив, пока они отвлекают на себя внимание, мне нужно подхватить по пути старшину — теперь отвлекающий маневр даже и не нужен. Все и так отвлеклись.

Тридцать секунд.

Сорок пять секунд… Минута!

Взрыва нет.

Я уже собирался вернуться, как вдруг увидел в одном из окон первого этажа человека. Само окно было грубо забито досками, света там было мало — с улицы практически ничего не различить. И тем не менее я заинтересовался.

Человек не был похож ни на американца, ни на китайца. Это не афганец и вообще не иностранец… Судя по форме, это наш военнопленный, вот только вид у него… Свеженький! Не в лохмотьях, почти не грязный, не заросший волосами. Хотя лицо в крови — видать, сопротивлялся, духи его и успокоили. Уж не шифровальщик ли это?

Приблизился, заглянул. Молодой, руки связаны, ноги тоже. Рот завязан тряпкой. Дверь, судя по всему, заперта. Стекла на окне не было, поэтому он среагировал на тихий шум.

— Ты кто, парень? — спросил я.

Но тот замычал — все ясно. Его держали тут, потому что знали, что это не просто пленный. Но кому он сдался? Для кого? «Закат» держали не для американцев… Вернее, может и для них, но для кого-то важного.