— Думаю, ты знаешь, что это значит, — негромко ответил двенда.

Из горла вырвался звук, отдаленно напоминающий глумливый хохоток.

— Вы приносите их в жертву.

— Если тебе так больше нравится. — Ситлоу пожал плечами. — Да.

— Отлично. Я, конечно, лишь человечишка, и за спиной у меня всего три десятка лет, но даже мне известно, что нет богов, которые были бы достойны этой жертвы. Так для чего вам так нужен кровавый ритуал? Какая вам от него польза?

Двенда страдальчески вздохнул.

— Ты действительно ждешь ответа?

— А разве у нас с тобой не дружеская беседа?

Ситлоу пожал плечами.

— Что ж, слушай. Дело тут не столько в богах, сколько в некоем механизме. Если хочешь, в самом ритуале. Точно так же можно спросить, почему люди хоронят своих мертвецов, когда разумнее их съедать. Существуют силы, группы или организации, которые решают такого рода вопросы, хотя олдраины и не считают себя обязанными подчиняться их решениям. Но есть также некий этикет, требующий соблюдения определенных правил, освященных традицией, и в нем кровь всегда рассматривалась как своего рода канал, средство передачи. Что-то вроде подписи на договорах, которые твой народ заключает с другими, — только в отличие от вас мы свои соглашения чтим. Раз уж требуется кровь, пусть будет кровь. Кровь рождения, кровь смерти, кровь животных, если необходимо незначительное изменение судьбы, наша собственная кровь, если речь идет о чем-то важном, великом. У нас заведено, что избранные для столь великой чести идут на смерть добровольно, как воины, отправляющиеся на битву и знающие, какова цена их жертвы.

— Не думаю, что это относится к собранным здесь вашим далеким сестрам.

— Нет, — согласился Ситлоу. — Данное решение далеко не идеально. Но оно послужит достижению цели. В конце концов, достаточно уже того, что мы готовы пролить родную кровь. Думаю, это достойная жертва.

— Отлично. Рад, что вы так здорово все устроили.

Двенда опять вздохнул.

— Знаешь, Гил, я думал, уж ты-то сможешь нас понять. Из того, что я о тебе знаю…

— Ты ничего обо мне не знаешь, — процедил он сквозь зубы. — Ничего. Ты поимел меня, да. Ладно, милый, не ты один. И не забывай, мы, люди, — всего лишь кучка лжецов. Нам верить нельзя, даже если нас имеешь.

— Ошибаешься, Гил, я знаю тебя лучше, чем ты сам.

— Чушь!

— Я видел тебя в разных ситуациях и знаю, как ты держался. — Ситлоу схватил его за плечи. — Я знаю, что видел акийя. Знаю, кем ты можешь стать, если только захочешь.

Мастерство не ржавеет — Гил сбросил его руки одним резким движением. Им овладело вдруг странное спокойствие.

— Все, что следовало, я в своей жизни уже сделал. И к чему это ведет, знаю. Ты обещал мне кое-что. Сдержишь слово? Или вернешь меч, и мы покончим с этим, как и начали?

Некоторое время они смотрели друг на друга, и у Рингила было чувство, что он как будто проваливается в бездонные глаза двенды. Он не отвел взгляд.

— Так что?

— Я выполню обещание.

— Хорошо. Тогда не будем тянуть.

Он повернулся и, отодвинув двенду плечом, зашагал к загону. Ситлоу долго смотрел Рингилу в спину, потом последовал за ним.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Шерин не узнала его.

Да и кто бы стал ее винить. Времени прошло много, он мало чем напоминал того мальчика, что упорно отказывался играть с ней в саду в Ланатрее. И конечно, в сидевшей перед ним женщине не осталось ничего от той хрупкой девочки, какой он помнил ее.