Причина истерики заключалась, как уже указывалось выше, в том, что на осенние 1936 г. маневры вермахта в Бад-Киссингене главнокомандующий сухопутными войсками вермахта генерал-полковник барон Вернер фон Фрич пригласил командарма 1-го ранга Иеронима Петровича Уборевича.

Вот почему, желая угодить начальству, СД и установила подслушивающие устройства именно в том отделе военной контрразведки абвера, куда стекались все сведения о настроениях и поведении высшего офицерства. С точки зрения логики контрразведывательного противоборства с генералами — ход правильный. Сам же скандал в связи с разоблачением факта подслушивания в абвере закончился тем, что по прямому указанию Гитлера СД вынужденно пошло на подписание 21 декабря 1936 г. уже упоминавшейся выше «Декларации 10 заповедей» с Абвером. В отместку гестапо и провело операцию с пожаром, тем более что в том был заинтересован лично Детердинг. Но она никак не была связана с никогда не существовавшим намерением Р. Гейдриха организовать провокацию против Тухачевского. Тем более во исполнение никогда не отдававшегося Гитлером приказа на этот счет.

Как уже указывалось выше, у советской разведки был великолепный агент в гестапо — «Брайтенбах», он же Вилли Леман. «Брайтенбах» как раз и был одним из ведущих сотрудников в том самом отделе контрразведывательного обеспечения всего германского ВПК, в том числе и военного ведомства, который входил в состав гестапо (впоследствии IV управления РСХА) и который должен был расследовать этот случай с пожаром. «Брайтенбах» входил в состав комиссии по диверсиям при гестапо. Читатели наверняка обратили внимание, что в цитировавшейся выше докладной Ежова фигурировало выражение «… и копию рапорта начальника комиссии по диверсиям при гестапо». Это и н ф о р м а ц и я «Брайтенбаха». Будучи высококлассным профессионалом, этот агент всегда сообщал уникальные сведения о различных действиях гестапо и данные по другим вопросам.

К слову сказать, в силу характера своих служебных функций «Брайтенбах» находился в постоянном контакте с абвером, особенно с сотрудниками его контрразведки, пользовался у них уважением и как бывший фронтовик (с некоторыми из сотрудников абвера он воевал бок о бок еще во время Первой мировой войны), и как высококлассный профессионал. Но он ничего не сообщал о краже гестаповцами каких бы то ни было документов из абвера в ходе этого пожара.

Если ко всему вышеизложенному об этой истории примем во внимание еще и ряд иных важных деталей, то тогда окончательно станет ясно, как британская разведка из реального факта сделала псевдофакт, увязав его с псевдофактом о псевдоналете гестапо на помещение военного ведомства. Прежде всего следует отметить, что в действительности «версия Шелленберга» не оперирует конкретной датой — она появляется только в дополняющих и разъясняющих ее публикациях. Во всех этих дополнительных разъяснениях она сдвинута на 1–2 марта 1937 года. Кстати, нет точной даты пожара и в сообщении «А/1».

Если вновь обратиться к испытанному методу простейшего сравнительного анализа двух основных вариантов «мемуаров Шелленберга» — английского и немецкого, то увидим следующее:

На английском языке (в переводе на русский): «И вот однажды Гейдрих послал две специальные группы взломать секретные архивы генерального штаба и абвера, службы военной разведки, возглавлявшейся адмиралом Ка-нарисом».

На немецком языке (также в переводе на русский): «Поскольку не существовало письменных доказательств таких тайных сношений в целях заговора, по приказу Гитлера (а не Гейдриха) были произведены налеты на архив вермахта и на служебное помещение разведки».