Ю.Н. Жуков далее отмечает: «Легко заметить странную двусмысленность решения. Прежде всего, то, что первых секретарей отнюдь не обязывали создавать «тройки» и брать на учет с помощью сотрудников НКВД возвратившихся из ссылки "кулаков и уголовников". Им только предлагалось, то есть оставлялось на их собственное усмотрение, сделать это или не сделать. Во-вторых, в решении ПБ от 2 июля вполне определенно говорилось о том, что взятых на учет следует разделить на «наиболее враждебных» и «менее активных». И в том и в другом случае явно подразумевалась отдача на произвол «троек» далеко не всех взятых на учет, а лишь "зачинщиков всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений", а также участников подобного рода действий, несомненно, подлежащих уголовному преследованию. Наконец, вряд ли случайно на столь сложную и потому продолжительную работу отводилось всего пять дней. Безусловно, подразумевалось, что действовать тройки будут недолго и лишь по уже существующим в управлении НКВД спискам.

… Есть все основания полагать, что Р.И. Эйхе, обращаясь в ПБ, действовал не только от себя, лишь в своих интересах. Он выражал требования значительной группы первых секретарей, а может быть, и их абсолютного большинства, настаивал на том, что загодя обговорили члены широкого руководства в кулуарах пленума либо вечером…» после работы пленума. «Трудно отделаться от предположения, — подчеркивает Ю.Н. Жуков, — что инициативная записка Эйхе являлась неким пробным шаром, способным проверить, пойдет ли сталинская группа им навстречу в данном случае, и насколько, чтобы в противном случае предпринять адекватные меры».

Жуков указывает в этой связи на редкое, даже уникальное, как он считает, посещение руководителями региональных парторганизаций кремлевского кабинета Сталина в те самые дни, то есть между 28 июня и 2 июля. 1 июля со Сталиным и Молотовым встретились пять первых секретарей, а 2 июля еще четверо. И, судя по всему, это-то и было конкретным проявлением широкого и активного контрнаступления партократии на Сталина и его ближайших соратников. Эйхе вышел с инициативой, получил разрешение и тут же ринулись остальные. Подыграл этому широкому и активному контрнаступлению партократии и новый нарком внутренних дел Ежов — сам выходец из партократии. Ему-то, по еще не потерявшим для него смысл корпоративным соображениям, легко было найти общий язык с такими подонками от партократии, как Эйхе и другие первые секретари, чтобы совместными усилиями как можно скорее силой устранить тех, кто непременно проголосовал бы против партократов, а может быть, и провел бы собственных депутатов».

В целях прояснения ситуации того времени должен обратить особое внимание на то обстоятельство, что такие планы — те, что выделены жирным текстом, — у различных слоев оппозиции действительно были. Например, репрессированный в 1937 г. родной брат по сию пору ерничающего на телевидении художника Б. Ефимова — Михаил Кольцов (настоящая фамилия Фридлянд) — на одном из допросов показал о планах новой оппозиции следующее:«… На троцкистов и бухаринцев рассчитывать не приходится, ибо все эти люди конченые и связь с ними гибельна, но в стране… имеются новые кадры недовольных и жаждущих контактов с Западной Европой молодых интеллигентов… новая конституция в корне изменит обстановку политической борьбы, очень многое упростит и легализует, так что будет безопаснее добиваться поставленных целей, используя для давления на правительство парламентские формы.