Африканеры открыли огонь, когда до развернувшегося для атаки китайского полка было еще больше версты. Грибский поморщился, прекрасно понимая, что на таком расстоянии ни о каком прицельном огне не может быть и речи. Выскочил из палатки, когда в беспорядочный треск самозарядных винтовок вплелось утробное рычание пулемёта, чья позиция была развернута всего в двадцати шагах от штаба. Посмотрел туда, где должен был быть враг и онемел – вместо колышущихся несколько минут назад штыков, стройных, наступающих колонн по полю металась обезумевшая толпа, никак не похожая на воинское подразделение. Удивительно, что Грибский, как ни всматривался, не мог найти среди них ни одного командира.
– Мы выбили офицеров, когда до наших позиций оставалось добрых пять сотен шагов, – объяснил позже разгоряченный боем штабс-капитан, любовно поглаживая свою винтовку с оптическим прицелом Фидлера, – а когда пулеметчики начисто выкосили первые ряды, поднялась паника, ее остановить было уже некому.
Тот памятный бой, перевернувший всё представление генерала о современной тактике, когда его воины, не потеряв ни одного убитым и даже раненым, взяли в плен больше тысячи солдат противника, стал хрестоматийным для всей кампании по разгрому боксёрской “Армии честности и справедливости”. Отстреливая еще до начала боя командиров и вожаков, снайперы превращали подразделения противника в неуправляемую людскую массу. Её в таком состоянии не требовалось уничтожать, поэтому потери всех боксерских войск не превысили и восьми сотен, но зато число пленных перевалило за пятьдесят тысяч. Все они, а также сочувствующие, были под конвоем отправлены на строительство круглобайкальской железной дороги и второй колеи Транссиба, дотянувшейся за 1901 год до Верхнеудинска и далее уходящей вверх по реке Амур на Благовещенск и Хабаровск. За разгром двухсоттысячной армии ихэтуаней все три генерала-дальневосточника были награждены новыми наградами: Чичагов и Гродеков – орденом имени Суворова, а Грибский, как штабник, – орденом Кутузова, с прилагаемым княжеским титулом. Других вариантов стать князем, как только лично заслужить в бою высшие полководческие награды, в империи отныне не существовало.
– Нет, Николай Иванович, в отставку больше не собираюсь, – ответил наконец Грибский на шуточный вопрос Гродекова, – вы же видите, всё только начинается…
Гродеков и Чичагов одновременно кивнули и помрачнели. Активность России в Маньчжурии и Монголии без пристального внимания не осталась. Юань Шикая императором Китая не признала ни одна страна, кроме России. Его бэйянская армия была негласно приравнена к ихэтуаням и подвергалась постоянным нападениям и провокациям. Пекинская дивизия сидела в осаде, а баодинская под угрозой окружения и уничтожения английскими и японскими регулярными войсками, скатывалась всё ближе и ближе к Маньчжурии, стремясь опереться на передовые позиции русской армии. Прикрываясь необходимостью сохранить порядок и защитить концессии в отсутствии центрального правительства, Англия и Япония стягивали в Китай войска, постоянным потоком разгружавшиеся в Вейхавее, мелкими ручейками и речушками растекающиеся по провинциям Чжили, Шэньси и Гэньсу, широкой дугой охватывающие Маньчжурию с юга.
– Только за прошлый месяц больше сотни лазутчиков поймали! – вздохнул Чичагов. – Слава Богу, за каждого, взятого живым, достойную плату объявили, вот китайцы и стараются. Но думаю, есть и те, кто просочился.
– Японцы уже перебросили в Китай практически всю армию, воевавшую в этих местах шесть лет назад, англичане мобилизуют колонии, люди Потапова видели даже канадцев, – дополнил Грибский. – Кроме того, в Вейхавей пришли все британские “Канопусы” и сейчас к каждому из них приписаны сразу два экипажа – английский и японский…
Гродеков ничего не ответил. |