Изменить размер шрифта - +
Смешно — но оснований для применения оружия не было…

 

Слаженно — ОМОНовцы ринулись в разные стороны, двое — блокировать движение на тротуаре, чтобы не допустить посторонних лиц. Остальные — к хлябающим на сильной пружине дверям стекляшки.

 

Выскочил в коридор, ломанулся лосем, не забыв крикнуть — «делай!». Его гладиатор — ему по жизни обязан, должен спасти, дать хотя бы несколько секунд. В любом случае на зоне подогреют, а если сдаст — на перо поставят…

Рука — машинально, на бегу хватанула штабель ящиков у стены, те стали падать, перекрывая проход. Только бы успеть…

Только бы успеть…

 

Во дворик — влетела новенькая семерка, тормознула, водитель мгновенно оценил ситуацию, толкнул коленом дверь…

— Бах!

Водитель с железной трубой — взвыл, хватаясь за простреленное плечо. Газетный сверток глухо стукнулся об асфальт…

 

Бежать…

 

— Иваньков — стоять!

Вор подорвался — с ходу, скакнув в сторону как лось. Грамотно подорвался, прыгнул в сторону подельников, прикрылся ими. До свободы было метров тридцать, там проходняк — можно уйти, ищи ветра в поле.

Ствол АПС в твердой как гранит руке указывал на бегущего вора.

Бах! Бах! Бах! Бах!

Убегающий вор споткнулся — и растянулся с размаху на земле, упав лицом в развезенную ногами грязь.

— Атас!

С треском проломившись через дверь, подминая пол собой остатки ни в чем не повинной тары — на эстакаду, держа автомат перед собой, носорогом выломился здоровенный ОМОновец. За ним — тяжко топал другой…

— На землю! Буду стрелять!

— Свои! МУР!

Несмотря на этот окрик — доходяга послушно лег в самую грязь, рядом с завывающим белугой водилой с простреленным плечом. Молодой, из семерки — бросать оружие не спешил, просто поднял руки, держа в одной из них пистолет за спусковую скобу, чтобы было видно.

— Витек! — вдруг присмотревшись, крикнул он — будь здоров, пехтура! Ты чего в братана целишься?

ОМОНовец присмотрелся.

— Санек… Ты что ли?

— Я…

— Вот ё-мое. Отбой, свои. Братуха мой, по Афгану.

Автоматы опустились.

 

Дамаск, Сирия. 01 августа 1988 года

 

Николай летел один, не в группе — и моментально выделил три категории пассажиров. Первая — самая малочисленная — обычные граждане, гражданские, летящие в Сирию по своим делам. Они отличались явно не военными повадками и большим количеством сумок, какие они рассовывали по отсекам над креслами. Вторая категория — побольше — это братья наши меньшие, Николай окрестил их «духи». Как он будет работать с ними, он не знал, с Афгана у него сложился острый комплекс подозрительности к тем, у кого есть борода и кожа темнее обычной. Хотя он понимал, что Сирия не Афганистан, и вроде как социалистическая страна — поделать он с собой ничего не мог. Хотя эти… на духов они мало были похожи… или усатые или чисто выбритые, оливковая кожа скупые, экономные движения. Институт дружбы народов имени Патриса Лубумбы, Военно-Дипломатическая академия и другие тому подобные заведения. Возвращаются… мелиорировать, в общем. Третья, самая многочисленная категория — советские, едущие по контракту. Настоящему, гражданскому и такие же как он, мелиораторы. Эти отличались чересчур громкими голосам и позвякивающими сумками. Как только самолет взлетел — они, разбившись на группки, и не обращая внимания на стюардесс, начали дегустировать, прикладываться и иными способами выражать приязнь богу виноделия Бахусу.

Быстрый переход