Надо сказать, богиня удачи сегодня играла не в шахматы, а в кости, и вместо жесткой логики бал правила вероятность. А она, как известно, отличается непредсказуемостью, что бы ни думали по этому поводу математики. И в результате бой вновь пошел совсем не так, как ожидалось, и на циркуляции, с неопытными артиллеристами, безжалостно валяемый из стороны в сторону крутой океанской волной японский крейсер не только достал русских первым. Он ухитрился сделать это дважды, и его попаданиям сопутствовал успех.

Первый снаряд взорвался практически безвредно. Корабли работали практически прямой наводкой, на такой дистанции траектория снарядов была пологая, и броневая палуба «Нью-Орлеана» была практически бесполезной. Тем не менее, сказалась скверная привычка японских фугасов взрываться при столкновении с малейшим препятствием. Там, где бронебойный снаряд с восторгом проломился бы в нутро корабля, имея неплохие шансы достать до чего-нибудь важного, у фугасного дело кончилось пшиком. Не простым, конечно, а громким и красочным, но все равно пшиком. Метровая дыра в обшивке высоко над ватерлинией, не захлестываемая волнами и потому относительно безобидная, дождь из осколков, отразившихся, в основном, в море. Даже раненых не было. А вот следующий фугас постарался за двоих и дел натворил изрядно.

Попадание в мостик или боевую рубку, когда там находится командир, это чаще всего «золотой снаряд». Лишившись управления даже на короткое время, боевой корабль становится крайне уязвим. В данном случае попадание можно считать «золотым» вдвойне, потому что на мостике «Нью-Орлеана» находились и его командир, и старший офицер крейсера. И если тот факт, что капитан решил находиться на мостике, а не в боевой рубке, через зауженные щели которой, да еще и в шторм, был отвратительный обзор, еще подлежал оправданию, то старший офицер просто обязан в бою находиться в другом месте. Его задачей являлось, в том числе, принять командование в случае гибели командира, однако сейчас он, в нарушение кровью написанных уставов, решил посмотреть на бой с наилучшего ракурса. Молодость причина такого поведения, но отнюдь не его оправдание, и когда половина мостика и все, кто на нем стояли, исчезли в ослепительной вспышке взрыва, у японцев были шансы как минимум оторваться от преследования. Но, так уж получилось, что именно в тот момент в боевой рубке находился человек, сумевший принять командование.

Лейтенант Трамп уже который день пребывал в странном расположении духа. Именно так, не приподнятом, не мрачном, а странном. После боя с британцами, в котором ему, пускай даже только из чувства самосохранения, пришлось принять самое деятельное участие, вверг его в состояние, приличествующее больше русскому интеллигенту. Проще говоря, он мучился сомнениями — все же ему пришлось отказаться от подчеркнуто выбранной позиции стороннего наблюдателя, и вступить в противостояние с теми, кто, как минимум, говорил с ним на одном языке. Таким образом, и это Юджин хорошо понимал, он автоматически поставил себя вне закона. С другой же стороны, и без того приятельское отношение к нему русских офицеров разом сменилось на уважительное. И это было неожиданно приятно, чего Трамп, считавший себя старым циником, не ожидал. Плюс к тому, с фактически занятой им должности артиллерийского офицера его никто подвинуть не пытался, и теперь лейтенанту пришлось еще и расчеты орудий натаскивать, а доля в добыче выглядела столь заманчивой, что… В общем, сейчас в душе американца царил настоящий раздрай, а видящие его состояние русские лишь понимающе улыбались.

В момент взрыва, разметавшего мостик, Трамп находился в боевой рубке крейсера. И именно он, поняв, что случилось, принял командование кораблем. Разумеется, позже он тысячу раз подумал, а правильно ли поступил, но в ту минуту действовал механически — так его учили. Другие страны, имеющие старые морские традиции, могли думать об американских моряках и их недостатках что угодно, вот только лучше бы они к этим традициям добавили хорошее техническое оснащение кораблей, какое американцы имели практически изначально.