— Собирай всех, — азартно выдохнул Севастьяненко. — И передай, чтобы думали, как мы его можем оприходовать, а не водку жрали.

— Да какая здесь водка, — скривился Кольчужкин. — Так, запах один.

— Не пить, — жестко и раздельно повторил мичман. — Если завтра этот корабль уйдет, мы останемся с носом.

Матрос кивнул, встал и вразвалочку пошел прочь. Именно так, спокойно и не торопясь — это не привлекает внимания, в отличие от ползания по-пластунски. Севастьяненко еще раз посмотрел на корабль, потом на порт — и в его голове начал медленно выкристаллизовываться план. Вновь припав глазами к биноклю, он на несколько минут отрешился от окружающего мира. И любой, кто хорошо его знал, сказал бы в тот момент, что улыбка мичмана при этом была многообещающей и очень, очень нехорошей.

Порт Вейхайвей, через двенадцать часов

В каждой стране к армии относятся по-своему. Где-то военными гордятся, где-то военных боятся… Ну, и еще много промежуточных вариантов. Вот только просматривается среди них одна интересная закономерность. В странах, которые веками боролись за существование, грызясь с себе подобными, население которых успело сформироваться как единый народ, отношение к профессии военного уважительное. Это не так ярко выражено среди крестьян, для которых все, что связано с войной, синоним разорения, но подавляющее большинство элиты считает армейскую службу честью. Ну, по крайности, достойным занятием, право на которое надо еще заслужить. Офицер и джентльмен — британский термин, но он равно относится и к французам, и к русским, и к гражданам многих других стран.

В САСШ дело обстояло совсем иначе. Хотя подавляющее большинство населения этой страны и составляли потомки выходцев из Европы, полноценной элиты в классическом понимании к началу двадцатого века там не сформировалось. Более того, люди, которые могли бы ею стать, оказались уничтожены в тяжелейшей гражданской войне между Севером и Югом. Причем, как ни обидно это звучит, воевали они преимущественно на стороне проигравших. Ну а свято место, как известно, пусто не бывает. Вот и заняли пустующую нишу финансисты — те, кто в большинстве случаев не мог прославиться подвигами на стезе защиты родной страны, зато вертел большими деньгами. И ничего удивительного, что при таких раскладах статус армии оказался совсем иным, чем в Старом Свете.

Для большинства американцев военная служба была всего лишь работой. Тяжелой, грязной, не очень хорошо оплачиваемой, а стало быть, не самой лучшей. Разумеется, находились исключения, патриоты, свято верящие, что служение своей Родине с винтовкой в руках доблесть, но большинство все же считало, что проще и выгоднее заниматься чем-нибудь другим. Чтоб платили побольше, а рисковать поменьше. Соответственно, воинская служба в их глазах выглядела если не приютом для неудачников, то чем-то очень близким. И результат был соответствующим — службу американские военные тянули ни шатко, ни валко, и не могли похвастаться ни рвением, ни дисциплиной. Да и выучка у них была, откровенно говоря, так себе.

Нет, разумеется, американцы могли подраться. Вон, у Испании же войну выиграли, и это притом, что изначально адмирал Сервера сумел переиграть своих американских визави и на короткий период даже перехватил стратегическую инициативу. Но затем американский флот, в значительной мере благодаря количественному и качественному преимуществу, смог передавить испанцев. В САСШ первую выигранную у европейской державы войну не без основания считали серьезным достижением, забывая, правда, о том, что Испания — страна третьесортная, находящаяся, вдобавок, на закате своего могущества. Так что та победа была не показателем мощи, а, скорее, поводом для самоуспокоения. Уверенность американцев в своих силах моментально переродилась в беспечность, и ничего удивительного, что караул на палубе крейсера «Нью-Орлеан» тупо проспал момент, когда за них взялись всерьез.