Однако от зоны боевых действий эскадра держалась на почтительном удалении. Вместо того, чтобы перехватывать корабли с войсками, вспомогательные крейсера начали искать добычу заметно южнее, в целях конспирации игнорируя даже возможность охоты поблизости от базы. Вдали от зоны боев не было опасности нарваться на боевые корабли противника, зато транспорты ходили непуганые. Не все ли равно, где брать за жабры посудины под японским флагом? Единственно, существовала опасность, что их присутствие обнаружит какой-нибудь нейтрал, но для маскировки корабли, в нарушение всех международных норм, шли под коммерческими флагами. Установленные на палубах орудия прикрыли специально для этого сделанными деревянными щитами, которые, помимо этого, изменяли внешний вид кораблей и затрудняли их идентификацию. Ну а миноносцы, замаскировать которые не получалось из-за характерных размеров и силуэтов, просто держались до поры чуть позади больших кораблей. Благодаря этим нехитрым мерам действия эскадры так и остались тайной для британцев, активнее других ищущих причину внезапных проблем. В течение недели было захвачено четыре японских транспортных корабля, еще один, в трюмах которого не оказалось ничего ценного и, вдобавок, с практически пустыми угольными ямами, потоплен подрывным зарядом, а его экипаж взят в плен. Можно было, в принципе, продолжить охоту, благо автономность кораблей позволяла, но урезанный состав команд делал захват призов крайне сложным, к ним не из кого было формировать экипажи, а против того, чтобы переводить снаряды и просто топить японцев восстали меркантильные человеческие натуры. За не такое уж долгое время русские моряки и казаки успели проникнуться мыслью, что каждый японский корабль, если правильно подойти к вопросу, несет им в клювике денежку, и отношение к транспортам стало каким-то даже трепетно-бережным. В общем, эскадра повернула назад, и участники действа даже не узнали, что благодаря их рейду страховые сборы поднялись еще на десять процентов, пододвинув и без того балансирующую на грани между проблемами и пропастью японскую экономику еще на шажок ближе к катастрофе.

А потом они разделились. Вспомогательные крейсера продолжили свой путь, а миноносцы отправились в самостоятельное плавание. У них имелось еще одно задание, не столь героическое, в идеале вообще без грома орудий, но при этом не менее важное, чем захват трофеев.

Бухта Ллойда. Утро

— Вы идиот, молодой человек!

Адмирал Эссен, в отличие от Бахирева, как правило следил за речью, хотя, разумеется, ругаться умел виртуозно. Специфика службы, ничего не поделаешь. Однако умение материться едва ли не на десятке языков Николай Оттович за особое достоинство не считал, и даже сейчас, будучи в сильнейшем раздражении, не позволил себе сорваться на нецензурную брань. Тем не менее, попавшему под раздачу мичману хватило и этого. Севастьяненко стоял, опустив голову, и чувствовал себя, как оплеванный. А все из-за непродуманных действий. Ну зачем, зачем он, спрашивается, пошел на поводу у этих сухопутных молодчиков? Вот и получает сейчас на орехи за всех, ибо он — командир. Стало быть, его очередь первая и за наградами, и за наказанием. И единственный плюс — то, что он все равно считал свои действия верными. Ну и тот факт, что с миноносца его все-таки не сняли, что оставляло надежду на благополучный исход.

Наконец, закончив драить подчиненного с песочком, Эссен отпустил его отдыхать и приводить в порядок корабль, а сам, налив небольшую, как выразился бы их доктор, гомеопатическую порцию коньяка, выпил его одним глотком. Ослабил давящий на шею ворот, устало опустился в кресло:

— Ну вот скажи, Михаил Коронатович, почему любой сопляк считает себя умнее адмирала?

— Себя вспомни, — развалившийся в кресле Бахирев щурился на солнце, как огромный кот, и казался совершенно довольным жизнью. — Все мы в этом возрасте склонны к авантюрам.