— Это выше моих сил! Посмотри на меня! Я не могу! Убедись сама!

Ни слова ни говоря Заа надела парик и накинула свой белый балахон. Она стояла глядя на Глауена со странной кривой улыбкой.

— Похоже, мне тоже надо отрастить волосы и полежать на солнце, — сказала она наконец.

— А что со мной?

— Делай что хочешь, — пожала она плечами, — Изучай Мономантику. Занимайся гимнастикой. Исследуй глубокий пруд. Я выдала тебе всю информацию! Теперь пока ты не отработаешь ее и пока не успокоится мой первобытный женский гнев ты ни за что не покинешь Поганскую Точку.

Она подошла к двери и стукнула три раза. Дверь открылась, она вышла и дверь за ней закрылась.

Как долго это продолжалось он сказать не мог: больше чем час, но меньше чем день. Кто-то вышел на балкон, спустил на веревке корзинку и вышел, оставив лампу.

Не спеша и без особого интереса Глауен пошел посмотреть на корзинку. Там стояло несколько горшочков с бобовым супом, мясом, хлебом, чаем и инжиром. Очевидно, от голода он не умрет.

Глауен обнаружил, что очень проголодался. В столовой он ничего не ел; сколько времени прошло с тех пор? Больше, чем день, но меньше чем неделя.

Глауен съел все и поставил пустые горшки обратно в корзинку. Теперь он почувствовал прилив энергии и осмотрел гробницу. Потолок, представлял собой свод из цельного природного камня. Ручеек тек в пещеру из расщелины в стене, как раз на середине ее высоты.

Глауен пошел посмотреть на тоннель, через который вода покидала комнату. Отверстие имело почти правильную круглую форму полметра в диаметре. Глауен заметил, что выходя из гробницы тоннель начинает сужаться. Вдали были слышны всплески воды, характерные для тех случаев, когда вода льется в воду. Глауен содрогнулся и отвернулся. В один прекрасный день, он может быть и захочет посмотреть на пруд, темный и глубокий, но не сейчас.

Глауен вернулся и сел на краешек постамента. Что теперь? Что-то должно же случиться, сказал он сам себе. Просто не может же человек проживать дни, недели, годы своей жизни замурованный в пещере.

А время шло. Ничего не происходило, если не считать того, что иногда пустая корзинка поднималась наверх, а вместо нее спускалась полная.

Глауен ел, потом устраивался поудобнее на матраце, натягивал на себя одеяло и засыпал.

Время определенно надо были исчислять днями или неделями, по всей видимости две корзинки соответствовали одному дню. Глауен начал отмечать каждые две корзинки зарубкой на плоской каменной стене. На одиннадцатый день на балконе появился Мутис и спустил свежие одежды и простыню.

— Мне дана инструкция поинтересоваться не надо ли тебе чего, — грубо сказал он.

— Надо. Бритву и мыло. Бумагу и карандаш.

Все это было спущено в следующей корзинке.

Тридцать дней прошло, и сорок дней прошло, и пятьдесят дней прошло. Пятьдесят первый день, если Глауен не сбился со счета, был днем его рожденья. Стал ли он Глауеном Клаттуком со статусом полномочного агента станции? Или он — Глауен вне-Клаттук, внештатник и избыточное население, без какого-либо статуса?

Что происходило на станции Араминта? К этому времени кто-то должен произвести расследование о том, что с ним случилось. Что Кеди сказал Бодвину Вуку? Правду? Мало вероятно. И все же, чтобы там ни случилось, его отец Шард никогда не прекратит поиски. Путь Глауена легко проследить, но что из этого? Даже если он доберется до Семинарии и будет принят Заа, которая разрешит ему обыскать здание, и он найдет гробницу, то к этому времени тело Глауена уже будет покоиться на дне глубокого темного пруда вместе с прочей компанией. А пока Глауен старался поддерживать в форме, как свое физическое, так и моральное состояние. Каждый день он проводил много времени за ритмической гимнастикой, бегал кругами по пещере, прыгал и пинал стену, проводя бой с тенью, ходил на руках, отжимался.