Король запретил ее на следующий день после премьеры, и широкой публике ее больше не показывали.
— И правильно сделали. Она высмеивала церковь, а это нехорошо.
— Зато очень смешно, как я слышала.
На мгновение ее тонкие губы дрогнули.
— Должна признать, что в то время мы с Атенаис и впрямь полагали ее очень смешной. Мы смеялись до слез. Молоденькие девушки иногда ведут себя очень глупо. — И она метнула насмешливый и одновременно раздраженный взгляд на послушниц, которые украдкой поглядывали на нас.
— Атенаис! Она была первой, с кем я подружилась при дворе. Вы знали ее?
— В молодости мы с нею были лучшими подругами. Но потом наши пути разошлись. Прошло уже много лет, как я вспоминала о ней в последний раз. — Голос сестры Эммануэль вновь стал холодным и отчужденным.
— Одно время я была ее фрейлиной, пока она не вышла из фавора.
— Когда я знала ее, она была тщеславной и глупой девчонкой.
— А я всегда считала ее очень доброй.
Сестра Эммануэль покривила губы.
— Пожалуй, да, она была доброй. Хотя Мортемары могли жестоко высмеять любое семейство при дворе, если хотели.
Я кивнула, понимая, что это правда.
— Она повела себя крайне жестоко со своим бедным супругом, — продолжала сестра Эммануэль. — Маркиз де Монтеспан был совершенно уничтожен, когда она стала любовницей короля. Вы знаете, что он приказал снести ворота своего замка, говоря, что рога у него на голове слишком ветвистые, чтобы он мог спокойно пройти под ними?
— Нет! В самом деле?
— О да. Он даже приказал украсить свой экипаж оленьими рогами. Думаю, он немного помешался.
— Бедняга.
— Он похоронил статую Атенаис на кладбище и заставил их детей носить по ней траур. По-моему, он даже заказывал по ней поминальную службу каждый год.
— Но это же ужасно! Для нее, я имею в виду. Когда тебя оплакивают, как мертвую, а ты еще жива.
— Она согрешила против него.
— Но разве у нее был выбор? Король не терпел, когда ему отказывали.
— Что ж, в конце концов ее сослали в монастырь, как и нас, — заключила сестра Эммануэль, и в голосе ее прозвучало нескрываемое злорадство.
— Да, если не считать того, что в приданое король дал ей полмиллиона франков, — заметила я.
— Держу пари, ей не приходится спать на соломенном тюфяке и укрываться одеялом на рыбьем меху.
Я улыбнулась, и, к моему удивлению, по губам сестры Эммануэль тоже пробежала легкая улыбка.
На следующее утро я быстрым шагом вошла в сад, где сестра Серафина срезала кервель для супа. Подняв голову, она насмешливо приветствовала меня:
— Почему-то мне кажется, что вы сгораете от желания дослушать историю до конца.
— Да, пожалуйста, — ответила я, надевая садовые перчатки и шляпку.
— Что ж, — сказала она, — слушайте, что было дальше…
Попурри
…Есть крылья, о которых не ведает ветер, И глаза, глядящие на солнце Из-за забытого окна. И тогда ветер распахивает двери.
Из-за первой решетки Вырываются багряные земли, А из-за второй решетки, Как змея, вытекает зеленое море.
Но из-за третьей решетки, Из-под низкой стрехи, Виден новый кусочек неба И другая сторона вещей.
Одна в глуши
Скала Манерба, озеро Гарда, Италия — апрель 1600 года
Лезвие кинжала устремилось к горлу Маргериты.
Она перехватила запястье ведьмы. К своему удивлению, у нее достало сил вырвать у колдуньи кинжал. |