– Что значит «заставляет»? – возмутилась Кроша. – Если «заставляет» – это уже не милосердие, а рабство! Ты должна сама! Ты теперь сестра милосердия…
– Ну, хорошо, – согласилась Санька.
Вечером того же дня Санька проверила маму на милосердие. Она так расписала немощь и болезни Софьи Романовны, что мама сдалась. Конечно, ей очень не хотелось, чтобы Санька летом болталась в городе одна, но Санька уверила, что отряд милосердия не даст ей скучать.
– Мы утром со старичками, а вечером дискотека!
– Лучше уж и вечером со старичками, – сказала мама.
Дедушка разворчался, вспомнил свое деревенское детство и зачем то войну, но в конце концов тоже смирился. Против милосердия не попрешь.
Перед отъездом в пансионат Кроша повела Саньку к Софье Романовне. Они пришли на Гатчинскую улицу, во двор, где была навалена куча угля, и поднялись по грязной лестнице на четвертый этаж.
Кроша позвонила три раза. Дверь открыл парень лет двадцати в майке и в брюках. В руках он держал вилку. На вилку был насажен огурец.
– Софья Романовна дома? – спросила Кроша.
– Она умерла, – заявил парень и с хрустом откусил огурец.
– Как?! Я же у нее была месяц назад… – пролепетала Кроша.
– Угу, – кивнул он, жуя. – Две недели, как преставилась.
– Что сделала? – не поняла Кроша.
– В ящик сыграла, – пояснил парень. – Вы родственницы?
– Нет… Мы так… Спасибо…
Парень захлопнул дверь, и Кроша с Санькой бегом кинулись вниз. Они вышли со двора и молча дошли до скверика на углу улицы. Там уселись на скамейку и вздохнули.
– Она хорошая была? – спросила Санька.
– Не знаю, – сказала Кроша. – Постой, у нее же кошка жила! Аграфеной звали. Серенькая такая, гладкая…
– Пошли! – Санька поднялась со скамейки.
– Куда? – Кроша испуганно уставилась на Саньку.
– За Аграфеной.
На этот раз парень принял их совсем неприветливо. В руке он держал не вилку, а стакан с налитым в него красным вином.
– Ну, чего вы опять?! – закричал он.
– Мы за кошкой. У Софьи Романовны кошка была. Где она? – смело сказала Санька.
– А я почем знаю? Шастает где то по квартире, жрать просит! – Парень пошел к дверям своей комнаты.
Санька первой вошла в квартиру, Кроша за ней. Кошку они нашли быстро. Она сидела в кухне под раковиной и вылизывала пустую консервную банку.
– Эта? – спросила Санька.
– Да.
– Пошли, Аграфена. – Санька сграбастала кошку, и они покинули дом на Гатчинской окончательно.
– Что же ты с ней делать будешь? – спросила Кроша, когда они прощались.
– Дрессировать, – сказала Санька. – Как Куклачев.
И подруги расстались. Кроша отправилась в Крым, а Санька, проводив маму в Углич, а дедушку на дачу, осталась одна с Аграфеной.
На душе у Саньки было муторно. А всему виной была мама. Уезжая, мама тоже решила проявить милосердие и оставила Саньке вязаный шерстяной жакет, почти совсем новый, чтобы Санька передала его Софье Романовне.
– Зимой ей будет холодно, – сказала мама. – Вот и погреется.
Санька даже вздрогнула от этих слов. Нужно было сразу сказать, что никакой Софьи Романовны уже нет на свете!
Первым делом Санька упрятала жакет на антресоли, чтобы он не мозолил глаза. Но настроение не улучшилось. Саньке все время вспоминался парень, который сказал: «Она умерла», и хруст огурца у него на зубах.
Вдобавок Аграфена вела себя неспокойно: бегала по комнатам, мяукала, иногда набрасывалась на стену и начинала драть обои когтями. |