Уже напуганная одной страшной катастрофой в своей жизни, она ждала и здесь какой-то беды. Скучными, мрачными показались ей грядущие дни. Елены Петровны не будет у них. А Вера Ивановна, которую Зина боялась и сжималась в комок, когда та вызывала её отвечать, и от взгляда которой делалось холодно, – эта Вера Ивановна теперь будет всё время у них. Всё время, каждый день!
Зина оглянулась на девочек и увидела на их лицах то же выражение печали и разочарования. Казалось, родной класс утратил свою приветливость, и даже в «Берёзовой роще» на стене словно потускнело солнце. В тот же день Сима Агатова, Шура, Фатьма и Зина побежали к Елене Петровне.
Дверь открыл долговязый подросток, с белокурыми волнистыми волосами, с торчащим на макушке завитком и тёмно-карими, такими же, как у Елены Петровны, глазами. Весь он был немножко несуразный – широкоплечий не по возрасту, ноги он ставил как-то носками внутрь, из рукавов вязаной курточки далеко вылезали крупные руки, с широкими запястьями – сразу видно, что курточка становилась ему мала. Он снисходительно, с высоты своего роста, поглядел на девочек:
– К Елене Петровне?
– Да! – ответила за всех Сима.
– Она в больнице. Только вы туда не ходите – к ней вас не пустят.
Девочки молчали, переглядывались. Так и уйти, ничего не узнав?
– Вам ясно? – осведомился подросток и поглядел на девочек – на каждую по очереди.
У него была какая-то своя, особая манера глядеть: ясные глаза ничего не выражали, губы складывались без улыбки – маленькая верхняя губа плотно прилегала к толстой нижней губе. И ничего не понять было по его лицу: рад ли он, что девочки пришли к Елене Петровне, или, наоборот, досадует на это. И тон такой категорический, что поворачивайся да уходи.
Но Зина никак не могла уйти, ни о чём больше не спросив.
– А как же нам узнать о здоровье? – нерешительно произнесла она. – Нам очень нужно!
– Нам очень нужно! – повторила и Фатьма, испугавшись, что он сейчас выпроводит их, ничего не ответив.
– Можете позвонить. Мы с мамой… Вернее, то я, то мама каждый день бываем в больнице.
– А как вас зовут? – осмелев, спросила Сима. Даже на неё подействовало это холодное, сдержанное обращение. – Вы родственник?
– Меня зовут Артемий. Я брат. Ещё вопросы будут?
Тот же ясный, ничего не выражающий взгляд, те же плотно сложенные губы. Только широкая бровь с маленьким шрамчиком у виска чуть приподнялась, словно спрашивая и ожидая ответа.
– Нет, не будут! – ответила Сима. Что-то сердило её в этом человеке, и она, резко повернувшись, распахнула дверь.
Шура и Фатьма, пробормотав «до свиданья», поспешили за нею. Но Зине было всё равно, как смотрит и как разговаривает этот суровый «брат». Она думала только об Елене Петровне.
– Скажите, а она очень больна? Очень сильно?.. А может, всё-таки в лёгкой форме?.. – спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Мы с мамой думаем, что поправится. Она должна поправиться… – ответил он.
И вдруг Зина заметила, что в его лице что-то жалобно, по-ребячьи, дрогнуло.
– Я буду звонить вам. Ладно?
– Звони. – Он поерошил рукой свои пепельно-светлые волосы, словно собираясь сказать ещё что-то, но только нахмурился чуть-чуть и повторил: – Звони.
И закрыл за девочками дверь.
– Ну и воображала! – возмущалась дорогой Сима. – А сам-то что? Ну, восьмиклассник – и всё. А воображает!
– Смешной какой-то, – добродушно улыбалась Шура. – Неуклюжий!
– Косолапый медвежонок! – вторила ей Фатьма. |