— Мне жаль, что ты это видела.

— Значит, мне не померещилось. О боже, как некстати… Так ведь теперь надо что-то делать!

— Боюсь, я не смогу развернуть бурную деятельность, передвигаясь со скоростью шестьдесят миль в час. Надо будет позвонить в префектуру, когда мы прибудем в Роквиль. — Он сел рядом с женой. — Не принимай близко к сердцу, дорогая. Возможно, тому, что мы видели, найдется вполне заурядное объяснение.

— Разве может быть другое объяснение?.. Хотя… Расскажи-ка, что ты видел?

— Освещенное окно, задернутое легкой занавеской, — начал Аллейн, стараясь быть точным. — Женщина упала на занавеску, и та тут же пошла вверх. Позади женщины, но вне поля нашего зрения, должно быть, находилась очень яркая лампа, которая освещала мужчину в белом одеянии, стоявшего в глубине комнаты и справа от нас. Его лицо, как ни странно, оставалось в тени. У него за спиной, справа, находилось нечто, напоминавшее колесо. Он стоял, подняв правую руку.

— А в руке?..

— Да, я заметил. Именно этот момент смущает больше всего, — ответил Аллейн.

— А потом туннель. Все было как в старых фильмах: неожиданный кадр, который исчезает слишком быстро, чтобы произвести по-настоящему глубокое впечатление. Картинка мелькнула и пропала. Нет, — продолжала Трой, — я не хочу верить в то, что видела, не хочу думать о том, что сейчас, возможно, творится в том доме. А каков сам дом! Как на гравюрах Доре, образчик дурного романтического вкуса.

— Я пойду переговорю с проводником, — сказал Аллейн. — Возможно, он тоже видел. Вполне вероятно, не мы одни бодрствовали и смотрели в окно, хотя мне кажется, что свет горел только в моем купе. В твоем, кстати, было темно.

— Я опустила штору и думала, как это странно, — подглядывать за жизнью других людей через окно поезда.

— Понимаю, — отозвался Аллейн. — Словно смотришь в волшебное зеркало.

— А потом увидеть такое! Кривое получается зеркало.

— Не переживай. Я поговорю с проводником, вернусь к себе и соберу Рики. Мы должны быть в Роквиле примерно через двадцать минут. Ты в порядке?

— Лучше не бывает, — ответила Трой.

— Только на золотом юге вы сможете действительно беззаботно отдохнуть, — вспомнил рекламный лозунг Аллейн, глядя на жену. Затем он вышел в коридор и открыл дверь в свое купе.

Рики по-прежнему сидел на нижней полке. Руки у него были крепко сжаты, глаза широко открыты.

— Тебя так долго не было, — сказал он.

— Мама придет через минуту. А мне нужно перекинуться парой слов с тем малым в коридоре. Не дрейфь, дружище.

— Ладно, — согласился Рики.

Проводник, человек с бледным лицом и ямочкой на подбородке, дремал на откидном сиденье в переднем конце вагона. Аллейн, который уже успел выяснить, что проводник почти не говорит по-английски, заговорил на французском, стараясь высказываться как можно более дипломатично. Долгое отсутствие практики лишь незначительно сказалось на плавности французской речи Аллейна. Он спросил, не случилось ли проводнику бодрствовать в тот момент, когда поезд остановился перед туннелем несколько минут назад. По лицу проводника было видно, что он пытается догадаться, на что, собственно, жалуется пассажир: то ли на то, что он заснул на рабочем месте, то ли на незапланированную остановку поезда. Аллейну потребовалось несколько минут, чтобы избавить его от тяжелых сомнений и выяснить, что проводник задремал — с кем не бывает! — несколько раньше, чем поезд подошел к туннелю.

— Извините за беспокойство, — начал Аллейн, — но, может быть, вы знаете, как называется тот большой дом, что находится у входа в туннель?

— О конечно, конечно, мсье, я знаю этот дом.