|
Вдруг ее величество снизойдет до какого‑нибудь совета или хотя бы порекомендует, к кому обратиться за помощью? Ни для кого не было секретом, что в Царском Селе государыня и великие княжны отвели в Екатерининском дворце целое крыло под госпиталь для раненных на войне солдат. Они сами работали там сиделками. Что, если кто‑то из врачей этого госпиталя достаточно компетентен, чтобы спасти Анну? Мадам Маркова была готова пойти на что угодно, умолять кого угодно, лишь бы помочь любимой ученице. Наряду со слухами об эпидемии до нее доходили и слухи о тех немногих, кому удалось пережить этот грипп, но эти исключения из правила являлись скорее счастливой случайностью, нежели закономерным результатом правильного лечения.
Государыня не стала тратить время на составление ответа и просто отправила к Анне младшего из двух лейб‑медиков, следивших за здоровьем цесаревича. Старший врач, достопочтенный доктор Боткин, как назло, сам умудрился простудиться и лежал больной. Но доктор Николай Преображенский, с которым Анна успела познакомиться еще в Ливадии, немедленно приехал в балетную школу и спросил мадам Маркову. Его визит принес мадам огромное облегчение, и она поспешила встретить доктора, с чувством благодаря ее величество за снисхождение и доброту. В ту минуту она была так расстроена самочувствием своей талантливой подопечной, что вряд ли обратила внимание на поразительное сходство молодого эскулапа с его величеством. Доктор и впрямь был ожившим портретом Николая Второго в юные годы. – Как она? – мягко осведомился врач, хотя по виду самой мадам Марковой было ясно без слов, что юной балерине стало совсем плохо. Но даже доктор Преображенский, уже сталкивавшийся с тяжелейшими случаями гриппа в своем госпитале, был поражен плачевным состоянием бедной Анны. Трудно было поверить в то, что сделал недуг с юным, цветущим созданием всего за каких‑то двое суток. Она страдала от обезвоживания организма, она металась в бреду, а температура оказалась столь высокой, что доктору пришлось мерить ее два раза, иначе он бы не поверил своим глазам. Врач снова взглянул на цифры, до которых дополз столбик термометра, проверил состояние больной и обернулся к мадам Марковой с выражением полной безысходности. – Боюсь, вам и так известно все, что я собираюсь сказать… Не правда ли? – спросил он тихим, полным глубокого сочувствия голосом. Глядя на эту немолодую женщину, Николай Преображенский понял, что она очень любит Анну. Девушка была очень дорога ей. – Ради Бога… Я этого не переживу… – пробормотала она, бессильно пряча лицо в ладонях. Горе и отчаяние последних двух дней лишили ее привычной выдержки, она не в состоянии была воспринять тот приговор, что намеревался вынести молодой врач. – Она такая юная… такая талантливая… Ей всего девятнадцать лет… она не должна умирать! Сделайте же что‑нибудь! – наконец выпалила мадам Маркова, отнимая руки от лица и поднимая на молодого человека пронзительный взгляд. Этот взгляд молчаливо требовал от врача невозможного – если не уверенности, то хотя бы надежды. – Но я не в силах ей помочь, – честно признался он. – Ее наверняка убьет даже попытка перевезти в больницу. Может быть, если ей удастся прожить еще несколько дней, мы бы постарались доставить ее к нам. – Однако он сам не верил в такую удачу, и мадам Маркова отлично это понимала. – Все, что вы можете для нее сделать, – постараться каким‑то образом сбить этот жуткий жар. Почаще обтирайте ее холодными тряпками и заставляйте пить, пить как можно больше. А все остальное в руках Господних, мадам. Кто знает, может, Ему она стала нужнее, чем нам. – Он говорил как можно мягче, но не считал себя вправе скрывать правду. Он и так был удивлен, что Анне до сих пор удается бороться с болезнью. Ведь большинство больных – крепкие, здоровые люди – скоропостижно умирали в тот же день, когда у них обнаруживались первые признаки гриппа. |
