– Когда она возвратится из Англии, я попытаюсь объясниться с ней еще раз, а потом повидаю тебя.

Но как только Анна вернулась в Санкт‑Петербург, Алексей серьезно заболел, и Николай не отходил от цесаревича ни на шаг. В течение целых шести недель он неотлучно находился у постели больного. И смог приехать на свидание только в середине октября. К великому облегчению Анны, мадам Маркова все‑таки снизошла до того, чтобы позволить ей танцевать Жизель.

Как это ни печально, но и на сей раз Николаю нечем было порадовать свою Анну. Алексей все еще не поправился до конца, и его доктору едва удалось выкроить несколько часов для поездки в Санкт‑Петербург. Вдобавок две великие княжны слегли с тяжелым гриппом и также требовали внимания врача. Анна с тревогой отметила, что Николай выглядит необычно утомленным и подавленным, даже несмотря на радость от встречи.

Вот уже две недели, как Мери вернулась из Англии, полная решимости на за что на свете не давать ему развод. Хуже того, до нее дошли слухи об их связи с Анной, и теперь она грозит вывести всех на чистую воду, да так, что он наверняка вылетит со своего места и не посмеет подойти к царскому дворцу и на пушечный выстрел. Собственно говоря, Мери откровенно шантажировала мужа, сделав его заложником своего дурного нрава. Когда Николай пытался выяснить, чем же он заслужил такую немилость, ему было заявлено, что он обязан почитать ее как законную супругу и не сметь позорить в глазах собственных сыновей. Мери открыто заявляла, что никогда не любила Николая. Но готова пойти на все, чтобы его удержать. Она твердила, что не вынесет унижения, если ее бросят ради другой женщины, особенно ради какой‑то нищей танцовщицы. При этом Мери делала такую брезгливую гримасу, словно речь шла о проститутке, чем неизменно выводила Николая из себя. В их доме не утихали скандалы и споры, которые так ни к чему и не привели. И Анна ясно видела, что Николай подавлен и близок к отчаянию.

Он снова приехал в ноябре, и мадам Маркова чуть не заставила его вернуться несолоно хлебавши. Однако Николай все же убедил ее отпустить Анну с репетиций. Она вышла к нему – ровно на полчаса. Влюбленным оставалось утешаться тем, что они смогут провести вместе всю святочную неделю и еще две – после Нового года. Ожидание этой встречи помогало им жить.

Николай старался теперь бывать на всех ее спектаклях, по крайней мере насколько позволяли его обязанности во дворце. Как обычно раз в год, на ее спектакль приехал и отец, но, как назло, в тот вечер Николай был занят, и Анна так и не сумела их познакомить.

За три недели до Рождества их семья понесла ужасную потерю. Самый младший и самый любимый из братьев Анны сложил свою голову на фронте, в бою под Молодечно, и она очень тяжело переживала его гибель в дни своего последнего выступления на сцене и все еще не пришла в себя от горя, когда Николай приехал в Санкт‑Петербург, чтобы доставить ее в Царское Село, в маленький гостевой домик. Он очень сопереживал ее утрате. Воспоминания о брате причиняли ей острую душевную боль, и даже Алексей заметил, что она выглядит непривычно грустной, когда рассказывал родителям о своем первом визите к только что приехавшей гостье.

Однако волшебное таинство Рождества не могло оставить Анну равнодушной, и мало‑помалу она стала оттаивать в обществе Николая, беседуя с ним обо всем на свете и обмениваясь книгами – совсем как прежде. Как и прошлым летом в Ливадии, он не скрывал, что остается здесь ночевать. У них было вдоволь времени, чтобы поговорить о своей любви и вспомнить о том, как хорошо им бывало вдвоем, – вот только о будущем им нечего было сказать друг другу. Мери продолжала щеголять своим жестоким и необъяснимым упрямством. Тем не менее Николай начал присматривать подходящий домик.