– К тому времени кончится твой театральный сезон. Ты никого не подведешь, уходя из труппы. Нам не следует откладывать без конца – время дорого. А совершенно подходящий момент, как правило, не наступает никогда. Если уж мы примем решение, то обязательно уедем, как только сможем.

Летом ей исполнится двадцать два года, а Николаю сорок один – впереди еще целая жизнь и вполне достаточно времени, чтобы начать все заново. Так поступало уже не одно поколение эмигрантов, зачастую покинувших родину из‑за такой же безвыходной ситуации, в которой оказались они с Анной.

Она пообещала, что постарается все обдумать, и действительно думала об этом постоянно. Однако все, что ей приходило сейчас в голову, был страх перед неведомым, чужим Вермонтом. Мадам Маркова в два счета догадалась, что с Анной творится что‑то неладное. Она все еще оставалась вялой и бледной, а после визитов Николая становилась совсем мрачной. Он требовал от нее поступиться всем, что ей было дорого, и последовать за ним на край света, положившись на его честное слово. Сделать это было очень непросто, даже несмотря на всю ее любовь.

– Тебя что‑то тревожит, Анна, – вкрадчиво промолвила мадам Маркова однажды днем, устроившись возле ее кровати, когда больная отдыхала. Николай только что ушел, и, как всегда, их беседа вертелась вокруг одних и тех же вещей. Их совместное будущее. Вермонт. Его двоюродный брат. Прощание с Россией. И с балетом. – Он уговаривает тебя бросить нас, верно? – Мадам Маркова, как всегда, была весьма проницательна. Анна промолчала. Ей не хотелось лгать, но и признаваться во всем пока было рано. – Поверь моему опыту, Анна, если ты нас оставишь, это тебя убьет. Ты превратишься в ничтожество. А когда он рано или поздно бросит тебя ради той, что покажется ему соблазнительнее или хотя бы моложе, ты до конца своих дней будешь тосковать о той частице души, что навсегда останется в этих стенах. – Она постаралась, чтобы эти слова звучали как зловещее пророчество, но, собственно говоря, так оно и было. А кроме того, это было расплатой за то, что Анна желала иметь больше всего на свете. Конец ее балетной карьеры означал бы начало новой жизни с Николаем, настоящей, человеческой жизни, о которой она так мечтала. Но ради этой жизни ей предстояло пожертвовать слишком многим, как готов был пожертвовать и он. – Анна, он бы не стал склонять тебя к такому шагу, если бы любил по‑настоящему!

– А когда я не смогу танцевать, с чем я останусь, если откажусь от него и все еще буду жить здесь?

– У тебя останется жизнь, которой можно гордиться. И никто этого у тебя не отнимет. Вместо того постыдного сожительства, что он в состоянии тебе предложить. Он женатый человек, и жена не даст ему свободу. Ты так и будешь ходить в любовницах, содержанках: маленькая балетная плясунья, с которой можно переспать, и не более.

Но ведь Анна знала, что даже сейчас их с Николаем связывает большее, намного большее! И она мрачно возразила:

– Вы напрасно стараетесь все опошлить, между нами все не так.

– Вот‑вот, именно об этом я и толкую. Поначалу все эти связи выглядят исключительно возвышенными и романтическими. Вы начинаете мечтать и верить в то, что это осуществимо. А проснувшись однажды, отчетливо видите, что вы угодили в кошмар наяву! Здесь, с нами, – единственная жизнь, достойная тебя и твоего таланта, ради которого ты столько трудилась. И ты готова бросить все к ногам мужчины, не способного даже сделать тебя своей женой? Да ты вспомни хотя бы, что с тобой случилось! Много в этом красоты? Или романтики? – Чтобы добиться своего, мадам Маркова не остановилась даже перед этим жестоким напоминанием, заставившим Анну нервно содрогнуться.