Автор внес изменения и в композицию: дополнил четвертую статью еще одной солдатской песней и перенес из нее в третью статью думу о Самке Мушкете (см. с. 262 и примеч. 111). Стилистически правя текст, Белинский в ряде мест подверг его существенной переработке. Особенно следует отметить дополнительно написанные для четвертой статьи страницы (более авторского листа) о русской народной сказке (см.: наст. изд., т. 6). Наиболее значимые изменения, внесенные Белинским при переработке третьей и четвертой статей для «Критической истории русской литературы», отражены в примечаниях к соответствующим местам текста.

Цикл статей о народной поэзии примыкает к работе «Россия до Петра Великого» (см.: наст. т., с. 7–63), в которой, кратко обозревая весь исторический путь России, Белинский утверждал, что залог ее дальнейшего прогресса заключается в смене допетровской «народности» («чего-то неподвижного, раз навсегда установившегося, не идущего вперед»), привнесенной Петром I «национальностью» («не только тем, что было и есть, но что будет или может быть»). Тем самым предопределено превосходство стихотворения Пушкина – «произведения национального», над песней Кирши Данилова – «произведением народным». В статьях о народной поэзии этот тезис получил философское обоснование в соответствии с гегелевским делением поэзии на «естественную» и «художественную». Согласно воззрениям Гегеля, «естественная» поэзия, сопутствовавшая ранним стадиям истории народов, полностью растворяется в своем материале и выражает только «природную духовность»; что же касается «художественной поэзии» нового времени, то ее главным признаком является организующая мысль автора.

Само обращение критика к гегелевской эстетике в этих статьях было обусловлено конкретно-исторической обстановкой начала 40-х гг. В это время появился целый ряд работ (С. Н. Глинки, И. П. Сахарова, С. а. Бурачка и др.), в которых фольклор настойчиво интерпретировался в духе «официальной народности». Опираясь на фольклорные памятники, учившие «патриархальной добродетельности», авторы этих работ резко нападали на литературу XIX в., сеявшую «зловредные мысли» и безверие. Стремясь дать решительный отпор подобным тенденциям, Белинский взял на вооружение теорию Гегеля, ибо увидел в ней «протест против противопоставления «простых» и «безыскусственных» форм народной поэзии, отражающих отсталые формы культуры, высшим созданиям человеческого духа» (М. К. Азадовский. История русской фольклористики, т. I. M., Учпедгиз, 1958, с. 441; ср.: Он же. Белинский и русская народная поэзия. – ЛН, т. 55, с. 132–133). Объясняя причины некоторых излишне категоричных высказываний критика о фольклоре в целом, А. П. Скафтымов писал: «…следует принять во внимание, что противники Белинского, на отповедь которым рассчитаны были такие заостренные формулировки, ставили вопрос именно так: Пушкин или былина? Лермонтов или Кирша Данилов?» (А. П. Скафтымов. Белинский и устное народное творчество». – «Литературный критик», 1936, № 7, с. 150; подробнее о концепции фольклора у Белинского см. в статье Ю.