Изменить размер шрифта - +
Нечаев предъявлял особо доверенным лицам мандат, подписанный Бакуниным от имени «Русского отдела всемирного революционного союза», пользовался специальными бланками с эмблемой «Альянса». Нечаев требовал от членов «Народной расправы» беспрекословного повиновения своим приказам. На этой почве в конце 1869 г. произошло трагическое событие, повлекшее за собой арест почти всех участников подпольной организации. За отказ подчиниться Нечаеву 21 ноября в парке Петровской академии был убит студент И. Иванов. Убийство совершил сам Нечаев с помощью четырех членов «Народной расправы» — П. Успенского, А. Кузнецова, И. Прыжова, Н. Николаева. Нечаев успел бежать за границу, остальные четверо, вместе с другими участниками «Народной расправы», через полтора года предстали перед судом Санкт-Петербургской судебной палаты. (В 1872 г. Нечаев был выдан швейцарскими властями русскому правительству и приговорен к каторжным работам в Сибири.)

Первые сообщения, а затем и статьи о «нечаевской истории» появились уже в январе 1870 г. Особенно усердно выступали «Московские ведомости», обвинявшие другие органы печати в либерализме и нигилизме. (В статье «Наши бури и непогоды» Салтыков писал, что, по мнению этой газеты, следует арестовывать «не по несомненным уликам, и даже не по уликам, а так просто, по предложению, или, точнее сказать, по вдохновению».) Однако позднее, когда происходил сам процесс и когда его материалы, сначала публиковавшиеся в «Правительственном вестнике», затем перепечатывались и комментировались на страницах многих изданий, наглядно обнаружилось то «литературное единодушие», которое с такой убийственной иронией показал Салтыков. Разумеется, отдельные, иногда даже существенные разногласия были между некоторыми печатными органами. Так, например, «С.-Петербургские ведомости» резонно осуждали «Московские ведомости» за то, что те «думают, что защитники должны были греметь против нигилизма», «изобличить весь вред этого направления». «Во всех образованных государствах, — писали «С.-Петербургские ведомости», — людей наказывают не за то, что они держатся тех или других ложных воззрений, а за то, что они совершили известные деяния, положительно воспрещаемые законом». И «Московские ведомости» и «Голос» возмущались теми «утонченными оборотами речи», которые употреблялись председателем суда и защитниками по отношению к подсудимым. «С.-Петербургские ведомости», напротив, одобряли эту манеру. Но несмотря на разногласия, органы печати консервативного и буржуазно-либерального направления сходились в главном: отождествляя «нечаевское дело» со всем русским революционным движением, они поносили революционную молодежь в целом, заявляя, что в России нет почвы для революции и что заниматься ею могут лишь безумцы, неучи да Хлестаковы.

Салтыков с глубокой иронией пишет о том слаженном «антинигилистическом» хоре, который, как по команде, возник из разноголосицы современной печати (см. его введение к статье и многочисленные авторские примечания).

«Отечественные записки» не могли прямо и откровенно высказать свой взгляд на «нечаевское дело», не затронув общих проблем революционного движения, что по цензурным причинам было невозможно для радикального издания. Но взгляд этот внимательный читатель мог определить по совокупности материалов, печатавшихся в «Отечественных записках» и прежде всего в том номере, где была помещена статья Салтыкова: «Так называемое «нечаевское дело»…»

Еще в феврале 1870 г., статьей «Наши бури и непогоды», Салтыков откликнулся на подготовку «нечаевского процесса» (см. наст. том, стр. 170–190).

Быстрый переход