– Пушка вместо пулемета, – напомнил я.

Шестопалов чуть ли не с самых первых дней буквально бредил идеей усилить вооружение боевой машины. Они с Судаевым даже выкупили несколько списанных полковых орудий, укоротили ствол и попытались втиснуть здоровенную замковую часть под броню. Насколько я помнил, получилось так себе – для экипажа и топливных баков стало катастрофически мало места. Дело явно шло к разработки пушки уменьшенного калибра специально под панцер.

Но – шло. Императорская армия уже выкупила всю первую партию машин, подписала договор на вторую и с явным интересом присматривалась к третьей. Впрочем, рассчитывать на чудо пока, увы, не приходилось.

– А вот мотор – барахло. – Настасья будто прочитала мои мысли. – Дымит, масло ведрами съедает… Еще и клинит. Три раза за месяц перебирали.

– Клинит – это плохо, – вздохнул я. – Мне-то другое рассказывали.

– Ну едет, хорошо. Что есть – то есть. От первых моделей убегает, как американский «Мустанг» от трактора – только солярку заливай. – Настасья улыбнулась и покачала головой. – Крутится, с места рвет, чуть ли не прыгает. Стену сломает, если надо… Одна беда – ненадежный пока очень. Надо доводить до ума.

– Надо. Только на этот год уйдет. А их бы сейчас сейчас в Варшаву, хотя бы штук сорок… – мечтательно проговорил я. – И хрен теперь поймешь, что делать. То ли вторую модель лепить, то ли эту в срочном порядке.

– Корпус у третьей лучше, и ходовая тоже. – Настасья на мгновение задумалась. – А двигатель и потом можно другой воткнуть. Все равно они у панцеров через месяц – под замену, если ездить.

– Точно! А еще можно бак переставить с… Так! – Я откинулся на спинку и рассмеялся! – Насть, ну что такое? Сама же вчера говорила – ни слова про работу. А теперь чего?

Вместо ответа Настасья нахмурилась – и вдруг вдавила тормоз с такой силой, что машина с диким визгом покрышек заметалась по дороге. Ремень безопасности впился в плечо, и я от неожиданности едва не влетел лицом в торпеду. Первой мыслью было вцепиться в руль и вывернуть хоть куда-нибудь, но Настасья неплохо справилась и без меня. Она делала что-то немыслимо-странное – но явно делала это сознательно.

Машина еще несколько раз вильнула по асфальту, съехала на обочину и там остановилась, подняв в воздух целое облако пыли. И пока я пытался сообразить, что вообще происходит, Настасья уже отстегнула ремень и развернулась ко мне. Вид у нее при этом был такой, будто я то ли сказал, то ли сделал что-то… явно не то. Зеленые глазищи метали молнии, щеки покраснели, а ноздри раздувались так, что веснушки заплясали даже на щеках.

– Правильно, благородие. Ну ее, эту работу! – выдохнула Настасья.

И вдруг обхватила мою голову руками, притянула к себе и поцеловала. Неловко, едва не укусив за губу – но с такой страстью, что не ответил бы на такую ласку, пожалуй, только покойник. Не знаю, сколько это продолжалось – но дорожная пыль вокруг успела улечься, а в машине стало даже жарче, чем было раньше.

– Уф-ф-ф, – выдохнул я, чуть отстраняясь. – Вот это выходной… Что такое на тебя нашло, Насть?

– Да ничего, благородие! Надоело уже просто. У тебя целый год – то народники, то панцеры, то крейсер, то Зеленая Роща, то еще чего… А теперь вот – война. – Настасья сердито фыркнула.