– Наши поздравления, полковник, – поклонился Этерлен, подходя к имениннику. – Сколько ж это вам?..

    – Двадцать девять, – вздохнул Кришталь. – Не много и не мало. Вы уже завтракали? Идемте в салон.

    Корабельное время “Циклопа” не совпадало с временем Портленда, по которому жил Хикки, и ему пришлось лечь спать на несколько часов позже, чем обычно, – подскакивать задолго до завтрака Хикки не хотелось, – зато он не отказал себе в удовольствии выспаться как следует и, как ни странно, спалось ему гораздо лучше, чем дома. Кришталь поселил их в роскошных резервных “люксах” рядом с собственными апартаментами и в двух шагах от каюты Лоссберга. Здесь, в окружении металла и пластика, среди едва ощутимой вибрации громадных механизмов корабля, Хикки наконец почувствовал себя в покое и безопасности. С детства болтавшийся в космосе на тренажах, он давно привык к мысли, что надежнее боевого звездолета может быть только могила.

    За столом Лоссберг содрал с себя китель, швырнул его вместе с ремнями на диван и тщательно обнюхал приготовленные на завтрак яства. Нос его шевелился, как у любопытной мыши.

    – Так, – сказал он, закатывая рукава форменной сорочки, на которой слабо посверкивали смешные маленькие погончики с одним большим крестом. – Вот мы и дожили до пережаренной утки. Сколько можно повторять, что за автоматикой все-таки надо следить, а то она нам нажарит! Эти идиоты, – вздохнул Лоссберг, – напоминают мою почтеннейшую супругу, чтоб ее вынесло сквозь дюзы: она тоже считает, что думать головой вредно… Что бы ни делать, лишь бы не думать. А то волосы выпадут – вот как у нашего именинника.

    – Мог бы и заткнуться, – отвернулся Кришталь.

    Завтрак постепенно перетек в философскую беседу, солировал в которой Лоссберг: небольшая порция рома привела его в хорошее настроение. Мало-помалу салон заполнялся сигарным дымом – слабо шипящие вентиляторы упрямо гнали его прочь, но не справлялись со своей работой. Кришталь вдруг поглядел на свой хронометр и встал из-за стола.

    – Радарной смене – боевая тревога, приказал он.

    – Сколько нам осталось? – спросил Хикки.

    – Немного… уже немного. Скоро мы его увидим.

    – Не пей больше, – вдруг посоветовал Лоссберг.

    Кришталь посмотрел на него с тревожным прищуром, но бокал все-таки отставил. Лоссберг прихлопнул ладонью толстенный том малопонятных для землянина поучений настоятеля Яара:

    – Мудрость есть камень… Затащи его на вершину скалы, и ты узришь свою слепоту. Раскрой врата для тьмы, встань спиной к ветру и гляди, как он уносит прочь твою стрелу. Тогда ты, слепец, сможешь понять, что тропа всегда важнее вершины. Там – только ветер и черная пыль…

    Этерлен поморщился. Чтение древних росских мистиков и философов казалось ему одной из граней шизофрении. Университетские профессора, украшенные почтенными седыми бородками, намертво вбили в него убежденность в том, что все эти выверты, древние более, чем легендарные пирамиды сгинувшего Египта, для человека вредны и непонятны. Этерлен никогда не верил во все эти ветры, энергетические колодцы и прочую чушь. Когда ему рассказывали о том, что некоторые росские асы, вышедшие из очень старых родов, способны распознавать намерения противника далеко за пределами радиуса систем обнаружения и целеуказания, он фыркал и пожимал плечами. Для него это все было бредом.

    Кришталь смотрел на вещи совершенно иначе.