Аутотренингу и адресному распихиванию персонажей помешал негромкий стук в дверь. «Горничная или Туполев?» – подумала я и, встав с кровати, крикнула:

– Войдите! Не заперто, – и пристроила на лицо радостную улыбку.

В приоткрытую дверь ловко просочился контрразведчик Сидоров, и радости во мне сильно поубавилось. Уже не напружиненный службист прикрыл за собой дверь, нажал на нее спиной, продолжая держать левую руку на ручке двери, и зашипел без всякого вступления:

– Немедленно покиньте судно!!!

– Что-о-о-о?! – в ответ прошипела я. – С какой это стати?!

– Немедленно покиньте судно!! Или я вас арестую!

– Чего-о-о?! – негромко возмутилась я и сложила из пальцев внушительный кукиш. – Фиг тебе!

– Что-о-о?! Да ты… Да вы…

– Иди отсюда!

Как два рассерженных кота, мы стояли под дверью и минуты полторы ругались шепотом. Шипели, грозились, брызгали слюной и размахивали кукишами. Сидоров пока (!) не позволял себе рукоприкладства (хотя и грозился выволочь меня на палубу за шкирку), я грубо плевала на все его полномочия и ловко вставляла умные слова о правах человека. Словно два подзаборных забияки, мы дыбили шерсть, вредно гудели, но пока лишь присматривались друг к другу.

Шуметь не хотели оба. Я помнила о Туполеве за стеной каюты и о выброшенных за борт чемоданах; о чем думал контрразведчик, можно только догадываться, но секретность, тем не менее, он соблюдал не хуже меня.

Попыхтев и попыжившись, Сидоров наконец-то понял, что нахрапом да на испуг Софью Николаевну не очень-то возьмешь, и сменил тон приказной и страшный на просительно-убедительный:

– Вам нельзя здесь оставаться.

– Почему? – Я тоже не была намерена оголтело ссориться и посчитала нужным приступить к конструктивным переговорам.

(Хотя о чем можно беседовать конструктивно, когда напротив тебя стоит мужик с малиновой шеей и выпученными глазами?)

– Это в интересах безопасности государства, – внушительно произнес Сидоров.

Но на этот раз магическая фраза не возымела на меня ожидаемого действия.

– Интересно, – тихонечко фыркнула я. – Каким это образом я могу нанести вред государству,оставаясь на этом судне? – Слово «судно» всегда у меня неприятно ассоциировалось с уткой под кроватью. И место, где мы оба сейчас находились, я предпочитала называть кораблем или пароходом. Или теплоходом. Но никак – не судном!

– Вы можете помешать проведению серьезной операции…

– Это как же я могу вам помешать?! – перебив, возмутилась я. По-прежнему шепотом.

Сидоров пожевал губами и выдал членораздельно:

– Он. Вас. Видел.

– Кто?

– Тот, кого мы потеряли в порту.

– А он здесь? – Я обвела рукой каюту. – На этом суд… тьфу! Пароходе?

– Предположительно, – выдал Сидоров любимое словечко.

– Ага, – нахохлилась я. – Предположительно. А конкретнее мысль сформулировать нельзя?

– Нельзя. И я очень прошу вас проявить благоразумие. Не доводить, так сказать, до насильственных мер.

Конструктивных переговоров, судя по всему, категорически не предвиделось. Стороны упорно стояли на занятых позициях – я пятками вросла в мягкий голубой ковер, Сидоров не отлипал от двери – и, кажется, всерьез готовились к рукопашной. Шпион даже одну руку к моим чемоданам уже протягивал.