Дерри столкнул меня со стула и уселся на него сам. Бывая в конторе только по пятницам, постоянного места я не имел и при каждом удобном случае пользовался столом моего более юного коллеги. В верхних трех ящиках у него хранилась настоящая библиотечка из скачечных программ, а также полбутылки виски, в нижнем – сотни две бумажных пурпурных сердечек и каталог порнографических фильмов – свидетельство того, каким лихим парнем хотел казаться Дерри, а совсем не тем законопослушным, умеренным и несколько отрешенным молодым человеком, каковым он был на самом деле.

 Облокотившись на край стола, я вслушивался в стрекот пишущих машинок и телефонный перезвон – неделя катилась к субботе. По вторникам учреждение замирало, в субботу здесь, казалось, гудит целый рой растревоженных ДДТ мух. По пятницам я сидел в "Блейз", по субботам ходил на скачки. Воскресенье и понедельник – официальные выходные. Со вторника по четверг я измышлял какую-нибудь возбуждающую умы тему и писал. По пятницам относил материал Люку-Джону, а потом редактору – читать и править.

 Результат – тысяча слов в неделю, груды бранных писем и чек, не покрывающий и части моих расходов.

 Люк-Джон поднял голову:

 – А кто у нас идет на скачки, ты или Дерри?

 – Я! – выпалил Дерри в ту же секунду.

 – Ты как. Тай, не против? – вопросительно взглянул на меня Люк-Джон.

 – Нет, конечно. Это сложный гандикап, как раз по его части.

 Люк-Джон поджал и без того тонкие губы и (неожиданная щедрость!) вымолвил:

 – В "Тэлли" хотят всю подноготную, намеками тут не отделаться. Что ж, почему бы тебе и не поработать на них, коли есть желание?

 В нижнем углу листа он накарябал жирное "о'кей" и подписался.

 – Только уж будь другом – если раскопаешь какую тухлятину, попридержи для нас, – добавил он.

 "Вот она, цена твоему проклятому благородству", – желчно подумал я. Душа Люка-Джона всецело принадлежала "Блейз", и пробным камнем всех решений было: может ли данное дело прямым или косвенным образом сослужить службу газете? Время от времени одного из служащих спортивного отдела безжалостно приносили в жертву на этот алтарь. Отсроченные отпуска, несостоявшиеся свидания, упущенные возможности – ничто не останавливало его ни на миг.

 – Само собой, – коротко ответил я. – И спасибо.

 – Как жена? – спросил он.

 – Спасибо, прекрасно.

 Он исправно задавал мне этот вопрос каждую пятницу. Почему бы и не проявить внимание и чуткость, тем более что "Блейз" это ничего не стоило? А может, это и впрямь его интересовало? Интересовало лишь в той степени, что, если она чувствовала себя не "прекрасно", могла пострадать работа.

 Я завладел телефоном Дерри и набрал номер.

 – Журнал "Тэлли". Чем могу служить? – Девичий голос, ровный, утомленный, с западнокентским акцентом.

 – Я хотел бы поговорить с Арнольдом Шенкертоном.

 – Простите, кто его спрашивает?

 – Джеймс Тайрон.

 – Минуту... – Щелканье, пауза. – Соединяю.

 Столь же ровный, интеллигентный голос провозгласил себя Арнольдом Шенкертоном из отдела очерков. Я поблагодарил за письмо и сказал, что готов принять предложение. В меру приветливым тоном он проронил, что это очень мило с моей стороны, а я в свою очередь добавил:

 – Если, конечно, оплата будет приличной.

 – Ну разумеется! Сколько вы хотите?

 "Придумай цифру и помножь на два".