Они выслеживали спрятанные активы и средства самых лютых диктаторов и военных преступников, за деньги могли провернуть что угодно: выкрасть заложника прямо из рук колумбийских партизан или собрать полновесный морской, воздушный или сухопутный отряд и подавить заговор или переворот.

Я никак не мог поверить, что эта женщина, стряхивающая крошки молотого кофе с резаной бумаги, и есть Эмили Блум, самая недосягаемая молодая женщина Джорджтауна.

– Я Майк Форд, друг Така Штрауса.

Она на секунду задумалась.

– Да, конечно. Кажется, он вас упоминал.

Таку она очень нравилась. Он был одним из моих лучших друзей в Вашингтоне и много говорил о Блум. Она была наследницей этого состояния по корпоративной безопасности, и Так клеился к ней еще со студенческих лет. Теперь я начал понимать почему.

– Вы не против рассказать, какое имеете отношение к тем господам? – спросила она.

У «Блум секьюрити» имелись веские причины сидеть на хвосте у типа вроде Линча. А у меня – нет.

Она подкатила в офисном кресле к рабочему столу и что‑то набрала на клавиатуре компьютера. Я увидел в окне свое лицо, отразившееся с экрана. Она проверяла информацию обо мне.

– Возможно, у моего брата проблемы с этими парнями. Я пытался выяснить, в чем тут дело и могу ли я ему помочь.

Она пожевала нижнюю губу, вчитываясь в текст.

– А какого рода проблемы?

Судя по виду, ответ ее не очень интересовал. Возможно, искренне, но я заподозрил, что такова была ее тактика сбора информации.

– Если честно, я толком ничего не знаю. Лишь то, что они ему угрожают.

У ее фирмы имелись очень тесные связи с правоохранительными органами, и у меня возникло ощущение, что я на допросе, а потому опустил бо́льшую часть подробностей.

– Вам известно, кто они такие? – спросил я. – И что происходит в том офисном здании?

Я предположил, что в файле, который она читала, нашлось почти все, что она хотела обо мне узнать. Она чуть расслабилась, вернулась к столу и принялась неторопливо перебирать обрезки пропущенной через измельчитель бумаги, как будто решала кроссворд. Очевидно, проверку я прошел.

– Если бы я знала о них все, мне не пришлось бы копаться в мусоре. У меня контракт с правоохранительными органами: наблюдение, но с ограничением задач. Полной информации у меня нет. Что‑то связанное с финансовыми преступлениями. Если честно, то вряд ли у кого‑то есть важные сведения об этой шайке.

Она положила в нужное место еще одну полоску бумаги, складывая головоломку.

– Почему вы не хотите мне все рассказать, Майк?

– Это все, что мне известно.

Она холодно взглянула на меня.

– А зачем вам этот мусор? – спросил я наобум, лишь бы уйти из‑под этого взгляда.

– Я решила, что наша операция провалена, поэтому схватила все, что смогла.

– Но почему вы сами занимаетесь такой работой?

– Да просто решила размяться. Это дело – самое интересное из нынешних городских событий. И делать эту работу намного приятнее, чем пялиться на презентации и прогнозы прибылей. К тому же это неплохое напоминание о том, что люди, несмотря на «Гольфстримы», бывших сенаторов и кофейные столики «Саринен», в конечном счете платят нам за копание в мусоре – в буквальном смысле слова.

– А это законно?

– Вполне. До тех пор, пока не делается прилюдно, у всех на глазах.

В офис заглянул коллега Блум, симпатичный парень лет двадцати пяти, и вручил ей записку.

– Вам что‑нибудь нужно? – спросил он.

– Да. Моему другу нужно почиститься.

По его манерам я заключил, что это ее помощник. Я изучил свое отражение в окне.