— Варварскими могут быть разве что зубные врачи, — она затянулась сигаретой. — Хорошо, я всё поняла. А что значит слово «косатка»?

Эневек удивился. Об этом его никто никогда не спрашивал.

— Научное название Orcinus Orca. Тот, кто принадлежит царству мёртвых. Только не спрашивайте меня, кто додумался их так назвать.

Она улыбнулась своим мыслям:

— Вы сказали, есть три вида косаток.

Эневек кивнул в сторону океана.

— Прибрежные косатки, о которых мы мало знаем, они то появляются, то исчезают. Во-вторых, косатки-кочевники; они кочуют маленькими группами. Может быть, именно они ближе всего соответствуют вашим представлениям о китах-убийцах. Они поедают всё подряд: морских собак, морских львов, дельфинов, птиц, они нападают даже на голубых китов. Здесь, где берег скалистый, они остаются исключительно в воде, но в Южной Америке встречаются типы, которые охотятся на берегу. Выходят на сушу и нападают на тюленей и другую живность.

Он замолк в ожидании новых вопросов, но женщина молчала.

— Третий вид обитает в ближайших окрестностях острова, — продолжал Эневек. — Резиденты. Большие семьи. Вы знаете остров?

— Немного.

— На востоке, в сторону материка, есть пролив Джонстоуна. Там резиденты живут круглый год. Они питаются исключительно лососем. С начала семидесятых годов мы изучаем их социальную структуру. — Он сделал паузу и растерянно взглянул на неё: — О чём это я? Почему мы об этом заговорили?

Она засмеялась:

— Простите меня. Это я виновата. Выбила вас из колеи, но мне всегда всё хочется знать поточнее.

— Это у вас профессиональное?

— Врождённое. Впрочем, вы хотели мне рассказать, какие киты исчезли, а какие нет.

— Да, я хотел это сделать, но…

— Но у вас нет времени.

Эневек бросил взгляд на черновую тетрадь и ноутбук. За сегодняшний вечер он должен завершить статью. Но вечер ещё не кончился. А он к тому же почувствовал голод.

— Вы остановились в «Виканиннише»? — спросил он.

— Да.

— Что вы делаете сегодня вечером?

— О! — она подняла брови и улыбнулась ему. — В последний раз мне задавали этот вопрос лет десять назад. Как это волнующе.

Он ответил ей улыбкой:

— По правде говоря, меня подгоняет голод. Я подумал, не продолжить ли нам разговор за ужином.

— Хорошая идея, — она соскользнула со ствола, погасила сигарету, а окурок сунула в карман ветровки. — Но я должна вас предостеречь. Я разговариваю во время еды, причём безостановочно задаю всё новые вопросы, если меня не остановить интересным рассказом. Так что уж вы не подкачайте. Кстати, — она протянула ему руку, — Саманта Кроув. Зовите меня Сэм, как все.

Ресторан располагался на самом краю утёса, будто хотел прыгнуть в море, и оттуда открывался панорамный вид на залив. Место было идеальное для наблюдения за китами. Но в этом году даже здесь приходилось довольствоваться видом лишь тех обитателей моря, которых приносили с кухни.

— Проблема в том, что кочевники и прибрежные косатки больше не показываются, — объяснил Эневек. — Резидентов не меньше, чем обычно, но они не любят появляться на этой стороне, хотя пролив Джонстоуна становится для них всё неуютнее.

— Почему?

— А как бы вы чувствовали себя, если бы вам приходилось делить свой дом с паромами, баржами, пассажирскими судами и рыбаками? Кругом тарахтят моторки. Ванкувер промышляет древесиной. Сухогрузы вывозят в Азию все окрестные леса. Когда исчезают деревья, то реки мелеют, и лосось теряет свои нерестилища. А резиденты не едят ничего, кроме лосося.