|
Штаны на его заду намокли и слиплись. Оттуда шел совсем иной запах. Подниматься Горыня не собирался – развалился, загудел сочным пьяным храпом. Айша посидела возле него, потом, вспомнив про Кулыо, робко вернулась к реке. Над мелководьем уже растеклась первая туманная дымка, на другом берегу проснулась зигзица[50], принялась отсчитывать убегающие годы. Обмякшее тело Кульи течение отнесло ближе к камышам, туман накрыл его бледной завесью, и теперь Кулья казался большим черным бревном, нечаянно заплывшим в тихую заводь. Стараясь не смотреть на него, Айша ступила в реку. Зацепила Кулью за щиколотку, потянула на себя. Тело зашевелилось, задвигалось, перевернулось. Из‑под воды вынырнул бритый затылок. Осколки черепа некрасиво торчали сквозь рваную кожу, в дыре с неровными краями виднелось что‑то серое с белесым, копошились черными жгутами жирные пиявки… Холод накатил на Айшу изнутри, сотряс тело. Мокрой ладонью притка сдавила губы, упрямо выволокла мертвеца на берег, Потом бросилась к камышам, выплескивая рвотой отвращение и страх.
В лесу где‑то совсем рядом запиликала ранняя птица, напомнила о времени, заставила притку вернуться к мертвецу. – Не из корысти беру, по нужде… – Притка осторожно сняла с шеи Кульи обломок золотой гривны. Подумав, положила добычу за пазуху. Потом расстегнула фибулу[51] на его плече, вытянула из‑под трупа мокрый корзень[52], накрутила на руку. Возвращаться в селище за вещами было опасно, а в пути любая денежка‑одежка могла пригодиться… Наковыряла пальцами кусок глины, залепила приоткрытый рот мертвеца[53]. Вытерла руки о подол поневы, отряхнула ладони, глянула на светлеющее небо. Ветер уже скулил в камышах, теребил и без того обтрепанную одежду. В ближних зарослях крякнула утка. – Мне в Альдогу надо, – глухо сказала ей Айша. – К брату…
С корзнем и фибулой, снятыми с мертвяка, Айше пришлось распрощаться в рыбацком урочище[54] на берегу Волхова. Высокий краснорожий детина из рыбацкой артели никак не желал переправлять через реку усталую и голодную притку. – Как приедем, брат мой сразу с тобой расплатится, – молила его Айша. Детина цедил слюну, сплевывал сквозь щель в зубах, ухмылялся: – А почем мне знать, что ты сего брата не выдумала? Ишь, прыткая какая! Может, ты вовсе беглая, из рабов, а? Заглядывал притке в лицо, надеясь увидеть слезы. Айша не плакала, лишь повышала голос, срываясь на крик: – Мне надо туда! Понимаешь – надо! Вокруг скучились несколько рыбаков, глазели на странную девку, потешались. Каждый норовил дать совет. Кто полагал, что девчонка говорит правду, а кто советовал надавать ей тумаков да погнать прочь, чтоб не путалась под ногами у честных людей. В конце концов Айша выудила из‑под юбки заткнутый туда Куль‑ин корзень. Синяя яркая ткань заблестела, переливаясь под тусклым солнечным светом, сверкнула витой фибулой. Детина раззявил рот, уставился на богатую одежку. Рыбаки примолкли. – Вот, – сказала Айша и протянула корзень краснорожему. – Перевезешь меня в Альдогу – станет твоим. На круглом лице детины проступили красные пятна. – Ты у кого украла? Врать не хотелось, однако делать было нечего. Айша набрала побольше воздуха, глядя прямо в глаза детине, фыркнула: – Вот еще – украла! Это я для брата везла. – А мне отдашь за перевоз? – Уши у детины стали краснее рожи. Притка кивнула. Перебрались через реку споро – силищи дюжему рыбаку было не занимать, раскинутый на коленях девчонки синий корзень грел душу – весло аж сипело под мощными руками перевозчика. |
