Следующие пять минут были самыми длинными в моей жизни. Я сидела рядом с Лили, она не шевелилась. Наконец я услышала приближающийся звук сирены. Дальше я помню только пробегавшие по ее лицу полосы неонового света, пока мы везли ее в больницу. Когда мы проезжали через Челси, Биг Бен пробили полночь. И внезапно сквозь темные окна я увидела фейерверки, взрывающиеся сотнями звезд.

– Уже полночь, – сказал санитар. Я молча кивнула и попыталась улыбнуться. – Что ж, несмотря ни на что, – улыбнулся он в ответ, – могу я поздравить вас с Новым годом?!

Январь

– С Новым годом! – вежливо поздравила меня медсестра. Я ответила ей бесцветной улыбкой. Потом перевела взгляд на Лили, лежавшую передо мной без сознания. Она не приходила в себя уже три часа.

«Господи, – молила я, – пожалуйста, сделай так, чтобы она очнулась. Я готова на все, лишь бы ей стало лучше. Я буду все время ходить в церковь, я раздам деньги бедным, я даже согласна стать крестной матерью для ребенка Энди, только пожалуйста, пожалуйста, не дай ей умереть».

Мне казалось, что жизнь Лили висит на волоске, точнее, на четырех проводках, ведущих к мигающему монитору.

Медсестра взяла историю болезни Лили и отметила что-то галочкой в двух местах.

– Есть изменения? – спросила я встревоженно.

Поджав губы, она покачала головой. Глядя на неподвижное лицо Лили, я мысленно прокручивала в голове последние три часа: как мы мчались к Королевскому госпиталю в Челси, как Лили, бездвижно лежавшую на носилках, доставили в приемное отделение, как потом ей светили в глаза фонариком и молотком стучали по коленкам. Как прозвучала эта страшная фраза про рентген мозга и как наконец ее подняли на четвертый этаж в отдельную платную палату.

Теперь я чувствовала себя совершенно разбитой – сказывалась усталость и бессонная ночь. Кроме того, мочевой пузырь готов был лопнуть, так что я попросила медсестру подежурить у постели Лили, пока я быстренько сбегаю в туалет. Я кинулась в противоположный конец коридора и бегом вернулась обратно, каждую секунду опасаясь, что она умрет, а меня не будет рядом. По пути назад я, как сквозь сон, почувствовала запах антисептика, смутно различила разноцветные картины на стенах, услышала тихое треньканье телефона. В палате, подходя к занавешенной постели Лили, я услышала голос медсестры.

– Перье? – она, казалось, была сбита с толку.

– Д-да… Пе-рье… – хрипло раздалось в ответ. – Пе-рье… – повторила Лили тихо.

Я отдернула занавеску.

– Лили, вы хотите пить? – спрашивала медсестра. – Воды?

Она налила немного воды из графина в чашку с носиком и поднесла к пересохшим губам Лили. Та по-прежнему не открывала глаз.

– Пе-рье, – снова пробормотала Лили, – хочу… Пе-рье.

– Да-да, я даю вам воду, вот, пожалуйста.

– Нет, Перье, – повторила она категорично. Медсестра посмотрела на меня и пожала плечами.

– Лили, вы хотите воды? Вам какую, простую или газированную?

– Нет, не надо воды. Перье! – пронзительно выкрикнула Лили, и вдруг я поняла.

– Она хочет «Лоран Перье»! – воскликнула я. – Это ее любимое шампанское. – Лили, – сказала я, хватая ее за руку, – ты хочешь «Лоран Перье»? Я сейчас, я сбегаю и куплю. Я принесу тебе целую бутылку. Я ящик принесу, только открой глаза! Лили, Лили, ты меня слышишь? – твердила я в отчаянии.