Заметив Йатиме, он на мгновение застыл, затем что-то крикнул девочке и взмахнул рукой, давая понять, чтобы она подошла поближе. Йатиме направилась к мужчинам. Возник короткий, но ожесточенный спор, в течение которого девочка только и делала, что качала головой. Когда мужчина попытался схватить ее за руку, она отпрыгнула в сторону.
– Похоже, что наша Йатиме – дочь этого воина, – прошептала Шарлотта.
Оскар машинально потер предплечье:
– Кажется, он чего-то требует от нее.
– Но она явно не соглашается.
– Смелая девочка, – заметил Оскар, тем не менее сомневаясь, что та выйдет из спора победительницей.
Мужчина все больше сердился. В конце концов он размахнулся, чтобы отвесить малышке оплеуху, но тут вмешался старик:
– Брима! – отрывисто проговорил он.
Мускулистый мужчина помедлил, но все-таки опустил руку. Девочка застыла, низко опустив голову и сжав кулаки. Казалось, она с трудом сдерживает слезы.
Старик положил руку ей на плечо и повернулся к чужеземцам. Затем он молча подошел к каждому из них и, наконец, остановился перед Гумбольдтом. Старый догон был почти на голову ниже ученого, но в каждом его движении сквозило чувство собственного достоинства. По-видимому, он пользовался здесь непререкаемым авторитетом.
Первым делом он жестами дал понять Гумбольдту, что хочет, чтобы тот открыл рот и высунул язык. Ученый подчинился, слегка недоумевая. Осмотрев Гумбольдта, старик удовлетворенно кивнул и направился к Элизе. Затем пришел черед Оскара и Шарлотты. После этого осмотра старейшина обменялся с Йатиме несколькими словами. Голос его звучал сухо, словно шелест листвы. Йатиме кратко поведала о том, что произошло на равнине и в ущелье. Жесты ее были чрезвычайно выразительны: она то указывала в землю, то изображала действия беглецов, то имитировала движения монахов-миссионеров. Внимательно выслушав рассказ, старейшина повернулся и жестом предложил путешественникам следовать за ним.
– Похоже, первый барьер мы благополучно преодолели, – прошептал Гумбольдт. – Посмотрим, что нас ждет дальше.
– Не очень-то они радуются нашему появлению, – скептически заметил Оскар.
– Еще бы! – усмехнулся Гумбольдт. – Надо полагать, что до сих пор они имели дело с такими, как наш гостеприимный настоятель…
– А что это за процедура с языками? – поинтересовалась Шарлотта. – Мы словно у врача побывали. Они боятся, что мы принесем с собой какую-то заразную болезнь?
– Эти люди относятся к чужеземцам с большим и вполне обоснованным недоверием, – ответил Гумбольдт. – К тому же, они нас боятся.
– Боятся? – поразился Оскар. – Почему? Что в нас такого страшного?
– Здесь дело совсем в другом, – вмешалась Элиза. – У меня возникло странное чувство, что они нас ждали. И что наше появление отбрасывает какую-то сумрачную тень.
Как это понимать? Оскар оглянулся на Йатиме. Девочка, опустив плечи, плелась следом за ними. Песик пытался ее утешить, но, похоже, у него ничего не выходило. В глазах малышки блестели слезы.
Вскоре они достигли круглой площади в центре города догонов. Площадь была обсажена по периметру раскидистыми и невероятно старыми деревьями, а посреди нее располагалось нечто вроде помещения для собраний, покрытого соломенной кровлей. Стен не было, только фундамент и вымощенный песчаником пол, а сама кровля опиралась на дюжину великолепных резных колонн из черного дерева.
Там, в тени, восседали несколько темнокожих старцев. Когда чужеземцы приблизились к ним, старцы прервали беседу и воззрились на них. Их изборожденные морщинами лица выражали смесь любопытства и недоверия. |