Он кивком указал на другую дверь по другую сторону кабинета. Чань направился туда, решил, что правила вежливости требуют, чтобы он постучал, и так и сделал. Мгновение спустя он услышал приглушенный голос, приглашающий его войти.
Эта комната представляла собой еще один кабинет с единственным широким столом, на котором лежала большая черная доска, разграфленная на множество столбиков; к доске были прикреплены деревянные полоски с просверленными в них отверстиями, и таким образом в столбики можно было вставлять цветные шпеньки — они торчали в каждом ряду, и все это выглядело как огромная решетка. Чань видел ее и прежде и знал, что она соответствует комнатам дома, отражает, кто из дам (молодых людей) занят и на какое время, он знал, что доска каждый вечер разграфляется заново. За доской с мелом в одной руке и влажной тряпкой в другой стояла Маделейн Крафт — управляющая (а некоторые говорили, что и владелица) «Старого замка». Женщина неопределенного возраста с хорошей фигурой, облаченная в простое платье синего китайского шелка, который выгодно оттенял ее золотистую кожу. Она была не столько красива, сколько привлекательна. Чань слышал, что она приехала из Египта, а может, из Индии и благодаря осмотрительности, уму и беззастенчивой алчности сделала карьеру от скромной горничной до своего нынешнего положения. Она, без всякого сомнения, была гораздо более влиятельным человеком, чем он: высокопоставленные персоны изо всех уголков страны были обязаны ей — ее молчанию и услугам, — а потому при необходимости были в ее распоряжении. Она оторвалась от своей работы и кивком указала ему на стул. Он сел. Она положила мел и губку, вытерла пальцы о платье и прихлебнула чая из фарфоровой чашки, стоявшей на краю стола. Сама она не стала садиться.
— Вы пришли спросить об Изобеле Гастингс?
— Да.
Маделейн Крафт, услышав его ответ, ничего не сказала, и он воспринял это как приглашение продолжать.
— Меня просили найти некую даму, возвращавшуюся с ночной работы. Она была вся в крови.
— Откуда она возвращалась?
— Мне не сообщили… лишь высказали соображение, что следов крови на ней было столько, что она должна была обратить на себя внимание.
— От кого она возвращалась?
— Мне не сообщили, только высказали уверенность, что кровь на ней… была не ее собственная.
Она задумчиво помолчала несколько мгновений. Чань понял: она думает не о том, что сказать, а взвешивает — сказать или нет то, о чем она думает.
— В газетах сообщается об исчезновении одного человека, — медленно сказала она.
Чань с отсутствующим видом кивнул.
— Полковника драгунского полка.
— Вы думаете, это была его кровь?
Он ответил как можно более небрежным тоном:
— Вполне возможно.
Она еще раз отхлебнула чая.
— Вы понимаете, что я с вами, — продолжил Чань — предельно откровенен.
Услышав это, она улыбнулась.
— А как мне прикажете это понимать?
— По той сумме, которую вы сейчас получите.
Чань вытащил из кармана пальто бумажник, откуда извлек три хрустящие банкноты, наклонился вперед и положил их на грифельную доску. Маделейн Крафт взяла купюры, оценила их достоинство и уронила в деревянную шкатулку, стоявшую рядом с ее чашкой, а потом посмотрела на часы.
— Боюсь, что временем я почти не располагаю.
Он кивнул. |