Все те годы, что она его знала, дед жил внизу, в маленькой комнатке на этаже Умы. В этом не существовало никакого подтекста или супружеских связей: статус Раджкумара в доме был чем-то между бедным родственником и работником. Но конструкция дома была такова, что для Джаи мысль об одном из них тут же приводила к мысли о другом, пойти повидаться с дедушкой означало также увидеть двоюродную бабушку.
На Джаю нахлынули воспоминания. Она вспомнила особенный тон голоса Раджкумара, когда он несколько раз в день произносил: "Ах, Бирма... Бирма была золотой землей...". Она вспомнила, как он любил курить бирманские черуты - более длинные и толстые, чем индийские биди, но не такие темные и большие, как сигары. Такие черуты непросто было достать в Индии, но были похожие, которые Раджкумар находил приемлемыми. Неподалеку от Ланкасуки располагался табачный магазинчик с этими черутами. Иногда Джая туда заходила вместе с дедом. Она вспомнила, как он прищуривался, прикуривая черуту. Потом он выдыхал огромное облако серого дыма и начинал: "Ах, Бирма...".
Владелец магазина был человеком очень раздражительным. Джая вспомнила случай, когда он заорал на Раджкумара: "Да, да, хватит уже это повторять. Ваша Бирма такая золотая, что народ срет самородками".
Она вспомнила, как посещала с Раджкумаром бирманский храм на севере Калькутты. Вспомнила собирающихся там людей - многие из них индийцы, покинувшие Бирму в 1942 году, как и Раджкумар. Среди них были гуджаратцы, бенгальцы, тамилы, сикхи, метисы. В храме все говорили по-бирмански. Некоторые хорошо устроились после отъезда - создали новые предприятия, построили новые дома, другие посвятили себя детям и внукам, как Раджкумар построил свою новую жизнь вокруг Джаи.
Не все приходящие в храм были буддистами по рождению или по убеждению. Они приходили туда, потому что только в этом месте могли наверняка повстречаться с подобными себе людьми, которым можно сказать: "Бирма - золотая страна", зная, что слушатели пропустят эти слова сквозь сито изгнания, понимая все нюансы. Джая вспомнила, как они жаждали услышать новости из Бирмы, о тех, кого там оставили. Она вспомнила суматоху, возникающую при прибытии новичка, как его осаждали вопросами: "А как насчет...?", "А вы слышали о таком-то?".
Раджкумар всегда был самым шумным из вопрошавших, пользуясь преимуществом своего громоподобного голоса, чтобы выкрикивать вопросы о ком-то с бирманским именем, о том неизвестном дяде, о котором Бела рассказала ей в десятилетнем возрасте, ее дяде Дину, которого она никогда не встречала.
Эти воспоминания вызвали новый поток мыслей. Джая отложила бумаги Умы и вытащила собственную папку - старые газетные вырезки, которые она собирала последние девять лет. Она начала эту папку в 1988 году, прочитав о создании в Рангуне демократического движения. Эти события разбудили спящий интерес к стране ее рождения. Она заметила появление лидера этого движения, Аун Сан Су Чжи, и вырезала статьи из журналов и газет. В августе 1988 года военная хунта нанесла ответный удар, арестовав Аун Сан Су Чжи и начав жесточайшие репрессии. Джая просиживала все ночи, слушая БиБиСи. Она покупала брошюры, где описывалось последующее кровопролитие: массовые расстрелы и аресты, гонения активистов.
Теперь, просматривая пожелтевшее содержимое папки, Джая обратила внимание на фотографию из журнала: портрет Аун Сан Су Чжи. Ее поразило, что в этом снимке есть что-то особенное, он не был похож на большинство журнальных фото. Фотограф снял худое лицо Аун Сан Су Чжи, погруженной в глубокие размышления, этот снимок чем-то напоминал фотографии в серебряных рамках, стоявшие на туалетном столике Белы.
Джая взглянула на подпись над фотографией. Автором значился У Тун Пе. Она произнесла это имя вслух, и что-то всколыхнулось в глубинах ее памяти. Она пошла в комнату Белы.
- Ты помнишь бирманское имя Дину?
- Дай подумать... - Бела помолчала, теребя пальцами короткие седые волосы. |