— У кого? — продолжался безжалостный допрос.

— У Наташи, — окончательно растерялась бедняга.

— Какой Наташи?! — взревел возлюбленный голосом раненого тигра. — Телефон! Быстро!

— Чей телефон?

Трояновский никогда еще не повышал на нее голос и даже при самых серьезных ссорах вел себя безупречно деликатно и корректно. А тут словно с цепи сорвался, и Марина не представляла, как себя вести. Одно она знала наверняка: правду ему нельзя рассказывать даже под пытками, иначе все для нее будет потеряно раз и навсегда.

— У этой Наташи должен быть телефон? Давай.

Вспомнив со страху, что лучшим способом защиты считается нападение, Марина сломя голову ринулась в свою первую и последнюю атаку:

— Зачем это? Нет у нее никакого телефона, не поставили еще, — и с плохо разыгранным возмущением прибавила: — Ты что, мне не веришь?! Ты будешь меня проверять?! Да это же унижение! Ты собираешься опозорить меня перед всеми знакомыми, чтобы завтра на меня все показывали пальцами и шептались, что мне не верят даже в такой мелочи?! Я что, воровка?!

— Не лучше! — рявкнул Трояновский. — Телефон!

— Не дам! — истерично выкрикнула девушка.

— И так все понятно, — неожиданно спокойно сказал Андрей. — Не то ее вообще нет в природе, твоей Наташи, не то она есть, но про фотоаппарат слыхом не слыхивала. Значит, так, дорогая, слушай меня внимательно. Я хочу знать, у кого ты брала фотоаппарат, когда и зачем. Как сделала снимки, когда вернула аппарат. Все ли это фотографии или есть что-то еще? Потому что теперь, Марина, я тебе не могу верить на слово. И неважно, ты ли сама за мной следила, или кто-то тебе это подсунул. Подумай, рассуди здраво, если сможешь, конечно. Если ты следила за мной — это противно, мерзко, но не так уж и страшно, если это ты из ревности. А вот если ты по чьему-то наущению так поступила, или, хуже того, снимки не твои, их тебе кто-то всунул и воспользовался… — Он сделал над собой форменное усилие, чтобы не высказать откровенно все, что думает о своей подруге. Отвернулся в раздражении. — Словом, дорогая, это очень плохо. И я должен знать правду.

Марина поняла, что попала в ловушку: что так, что эдак — пощады не жди. И все же одно дело — приревновавшая и чуть ли не обезумевшая от ревности возлюбленная и совсем другое — непонятный человек, ведущий наблюдение за преуспевающим бизнесменом. Пойди потом отмойся от бесконечных подозрений. И она решилась:

— Андрюша! Андрюшенька! Ну я это, конечно я, кому еще? Просто заревновала тебя к этой…

— Не ври, — брезгливо сказал Трояновский, демонстрируя все ту же блестящую логику. — Здесь мы сняты в первый день знакомства. Ты еще ничего не могла о ней знать, да я и сам не знал. Так что давай сочиняй новую версию. Когда придумаешь, позовешь.

И он вышел. Причем даже от спины его веяло ледяным холодом отчуждения.

Марина несколько минут бестолково металась по комнате, затем вытащила мобильный. Сообразила, что звонить нужно откуда угодно, только не из квартиры, и ринулась вниз по лестнице.

— Ты куда? — выглянул из дверей Трояновский.

— Видеть тебя не могу! — всхлипнула она.

Андрей за ней не последовал. Только проводил долгим взглядом. Потом набрал номер друга и произнес тоном, не терпящим возражений:

— Миха! Да, я! Давай ко мне! Миха, никакого бильярда и никаких дам… Да, понял правильно. У нас неприятности.

* * *

Алина налила себе кофе и принялась сосредоточенно размешивать ложечкой сахар.